Интересно — сработано в случае Кротова неплохо, только не угадали. Как-то все у них заковыристо. Лишь не может дойти простая вроде бы истина — у порядочных людей элементарно нет желания служить любой из нынешних властей. А уж влезать в их грязные игрища…
Стоп. Простейшая логика — раз Ивана Ивановича настолько задело возможное участие посторонней разведки, не иначе, сам он относится к противникам спасенного.
Еще бы знать, за что выступает усач? Ах да, «объединителей». Но тогда по хитрой логике Ивана Ивановича, правители Сибири спят и видят, как бы войти в состав республики Московской. Но почему-то этого не делают при нынешнем президенте. Из принципа, наверное.
Ну, не следил Кротов за всевозможными программами! Обещать все мастера, делать никому не хочется. Даже за, так сказать, своими, сибирскими, не следил. А уж за чужими! И на портреты не обращал внимания. Хватило одного Керенского — в памятные годы развала. Да и после, когда «главноуговаривающий» пытался влезть на пост президента. Словно мало ему было всего содеянного под его непосредственным руководством!
Что же теперь? Признаваться в несделанном и ложном — абсурд. Невиновных с точки зрения Комитета не бывает, а судьба виноватых здесь проста.
Влип! Еще странно — зловещий Комитет с самого начала пошел по ложному следу. Или же просто настолько стремился испоганить репутацию усача, что решил воспользоваться первым, что подвернулось под руку. Тоже весьма вероятный вариант. Большая часть так называемых контрреволюционеров — облыжно обвиненные люди. Надо же оправдать существование многочисленным борцам за светлое будущее! Лучше уж боролись бы за светлое настоящее.
Но если начнут копать всерьез, попытаются выйти на своих коллег из Сибири — вот тогда настанет полный и безоговорочный конец.
Главное, ничего не придумаешь.
Эх, надо было уходить прямо там, в гостинице, а не надеяться непонятно на что! Все был бы шанс отбиться, оторваться, лечь на дно…
Комитет — место, куда попасть легко, а выйти — трудно.
И поручение до конца не выполнено…
Расслабился, чтоб его!
Однако! Не заметил, как полпачки папирос скурил. Между прочим, новые взять будет неоткуда. Вряд ли заботы Ивана Ивановича простираются настолько далеко.
В случае признания — да. Можно будет на некоторое время рассчитывать на снисхождение. Пока не поставят к стенке — тоже, между прочим, вероятный вариант. А уж в случае упорства и отрицания…
Что ж… Спать! Время наверняка позднее, часы отобраны, завтрашний день обещает новые трудности, а то и что похуже, надо хоть встретить его не с больной головой.
Когда не остается ничего иного, лучше элементарно отдохнуть. А там посмотрим, какие выверты преподнесет судьба. Хорошего все равно ждать не стоит.
Судьба…
3
При отсутствии часов и естественного света чувство времени ушло. Сколько миновало — кто ж знает? По ощущениям — немало, но в ожидании и минуты растягиваются в часы. Лампочка продолжала гореть, никто не беспокоил, а к добру ли, к худу…
Покормили один только раз. Какой-то довольно паршивый суп, хорошо хоть не легендарная тюремная баланда, да в придачу к нему каша с редкими мясными прожилками. Кротов успел проголодаться и умял все. И все равно не понял — завтрак это, обед или сразу ужин?
Разносчиков обеда было двое. Один расставлял миски, второй — рука на кобуре — бдительно застыл у двери.
Эх, милок! Да пока револьвер выхватишь, он тебе может не понадобиться! Иное дело — в веренице запутанных коридоров столько охраны, что далеко не уйдешь. Не спасут ни умение, ни везение.
Напрасно Кротов пытался разговорить тюремщиков. Узнать не о судьбе, им то ведать не положено, но хоть который час. Словно они были глухими или же не понимали по-русски ни слова.
Тоже не исключено. Рожи у тюремщиков на рязанские походили мало, больше напоминали кого-то из прибалтов — не латышей, так эстонцев.
И опять потекли часы. Может, слухи верны и на допросы здесь вызывают исключительно по ночам? Или уже ночь?
Вот так летят псу под хвост самые лелеемые планы! Мечталось же вчера о встрече в поезде, а еще лучше — уже на петроградском вокзале, а теперь? Обидно. Нет, здание редакции известно, в Москве найти Писаревскую удастся без труда, зато в былой столице — похоже, без шансов. А так хотелось погулять вдоль Фонтанки, заглянуть в Летний сад, если он, разумеется, уцелел в социальных катаклизмах, да мало ли еще где? Словно вдруг вернулась юнкерская юность, когда прогулка с красивой девушкой казалась немыслимым счастьем.
Кротов так и заснул, видя перед глазами то, что могло бы быть, но, увы, не будет.
Кажется, он отоспался на всю жизнь. Раз делать больше нечего, осталось лишь лежать. Да порою вставать и разминать мышцы ходьбой, приседаниями и прочей простейшей гимнастикой.
Не страх определяет тюремное бытие, самая элементарная скука.
Скрип проворачиваемого ключа вырвал из накатившей в очередной раз дремы.
Пришли! Следовательно, ночь.
Дверь открылась. За ней стояла целая группа в форме. Человек шесть-семь, и, возможно, кто-то еще был в коридоре. Словно велика разница — сколько вооруженных в охраняемом доме пришли забирать одного человека!
В саму камеру вошло только трое. Один — в кожаном плаще, этакий страж революции немалого ранга, один в форме и еще один в штатском.
— Он, Вячеслав Рудольфович, — вымолвил тот, в штатском.
Лицо его было смутно знакомо. Пришлось поднапрячь память, и почти сразу пришел ответ. Один из охранников усача. Сцена опознания, не иначе, хотя тут Кротов ничего не скрывал.
Откуда-то из-за спин появился Иван Иванович.
Кожаный, с черными словно смоль усами, повернулся к следователю.
— Что это значит, Яков Саулович? — с каким-то акцентом вопросил он.
Напрасно следователь так тщательно скрывал инкогнито. Уж по именам и отчествам Кротов никого в Комитете не знал. Что Яков, что Иван — какая разница?
— Арестован по подозрению в сотрудничестве с разведкой Сибири, — отрапортовал Иван Иванович, на глазах превратившийся в Якова Сауловича.
Его бабье лицо покрылось потом, но голос звучал довольно уверенно.
— При чем здесь Сибирь с ее разведкой? — поморщился Вячеслав Рудольфович. — Вы бы тогда еще Украинскую державу вспомнили. Или — Петроград.
— Гражданин Кротов прибыл из Сибири. Между прочим, полковник царской армии.
— Полковник? — с некоторым интересом взглянул на подследственного черноусый начальник.
— Был, — признался Кротов. — Но после Семнадцатого года покинул армию и живу в качестве частного лица.
— Наверняка врет. Не мог он просто так оказаться у театра! — убежденно произнес Яков.
