— Ужас, товарищ полковник, ужас… — сказал темпераментно Абаян — как у людей рука поднялась, эх… не люди — звери. Сколько людей погибло, мало что ли. Эх…
Одна тысяча пятьсот пятьдесят семь. Жуткий счет трагедии…
— Вы где учились? — спросил Попов, желая развеять немного напряженную атмосферу.
— Государственный инженерный институт, прикладная математика… — с гордостью сказал, обернувшись армянин, увидев лицо русского начальника поспешно сказал — я давно рапорт на переобучение, не подписывают! Говорят — сейчас не время. Я по комсомольской путевке в органах.
Комсомолец, б… Вот такие комсомольцы — и просрали все на свете. Господи, хоть бы с юридическим брали…
— Я Минскую
[43] оканчивал — сказал Дементьев, не ожидая вопроса.
— Работаете с Цадиковым?
— Так точно.
Генерал-лейтенант Цадиков Борис Васильевич — был старшим на сегодняшний день в ереванской оперативной группе, занимающейся поиском террористов.
— Кто еще здесь?
— Пащук. Соколов.
В следующее мгновение — по машине словно камнем ударили, Попов раздраженно обернулся в эту сторону, полагая, что камень из-под колес встречной машины вылетел и по стеклу ударил. Но вместо этого — он с ужасом увидел дырку в стекле с расходящейся от нее паутиной трещин и отражение лица Абаяна в лобовом стекле машины…
— Гони! — заорал на водилу Попов — жми!
Волга прыгнула вперед, взревев клаксоном.
— Аптечку. Живо!
* * *
Больница пахла как и все больницы — дезинфицирующим средством, лекарствами, спиртом и бедой. Оглушенный, растерянный несмотря на весь свой опыт — Попов сидел перед операционной, в накинутом на плечи халате, и думал, как дальше быть…
Встретили, называется…
Он не смотрел на часы — просто сидел и сидел, хотя уже стемнело. Только когда резко вскочил Дементьев — он поднял голову и увидел идущего по коридору Бориса Васильевича Цадикова в своих неизменных очках в золотой оправе и с чеховской бородкой, делающей его похожим на консерваторского педагога или профессора филологии. Вместе с ним был полковник Соколов из пятого управления — серьезный профессионал, занимающийся не антисоветчиками — а подрывной работой высшего уровня, на уровне Радио Свобода. Их сопровождали двое профессионально неприметных товарищей с одинаковыми кейсами. В каждом из таких кейсов скрывался автомат АКС-74У со снятым пламегасителем.
— Как? — спросил Цадиков.
— Состояние тяжелое, товарищ генерал — отрапортовал Деменьтев — идет операция…
Цадиков взглянул на закрытую дверь, над которой горел транспарант «не входить, идет операция».
— Оставайтесь здесь. Соколов, останетесь с ним, потом доложите.
— Есть.
Вместе — они вышли к новенькой, с квадрантными фарами «двадцать четвертой» Волге. Попов невольно скользнул взглядом по крышам, хотя стемнело уже и ничего не было видно.
— Не бойся — заметил Цадиков — уже встретили. Садись назад…
Телохранители — сели впереди, один за руль, другой рядом Волга тронулась с места.
— Откуда сорвали?
— Мазари Шариф. Телятников ушел за кордон.
— С-сука…
Слышать такие выражения от интеллигентного, читающего Теодора Драйзера в подлиннике Цадикова было странно. Но видимо все озлобились. Попов замечал это… еще лет пять назад такого точно не было. А сейчас — было. Самые простые вещи — делались либо «на, отъ…сь», либо с какой-то непонятной злобой. Было такое выражение среди трудового народа — фигачить. Вот и фигачили. В разговорах — тоже проскакивала какая-то непонятная злоба, срывались по любому поводу. И Цадиков — был не исключением…
— Возьмут, думаю…
— Это как водится.
Цадиков помолчал. Машина мчалась по ночному Еревану.
— Заселишься рядом со мной в Интурист. Держи глаза на затылке…
Волга выскочила на эчмиадзинскую дорогу.
— Что это было? — спросил Попов.
— А сам как думаешь?
— Покушение?
— Да нет… не покушение. Встретили тебя. Намекнули с порога, скажем так. Здесь гостей любят. Но намекают — с порога…
Цадиков и Попов знали друг друга с начала восьмидесятых, когда они работали по делу, связанному с разгромом Мосторга. Дело курировал лично Андропов. С тех пор — они поняли уровень друг друга и уважали друг друга — как человека и как профессионала.
— А Абаяна то за что?
— А ни за что. На пути попался. Люди здесь в счет не идут…
Цадиков приоткрыл окно. Ночная чернота, едва разбавленная редкими городскими огнями — рвалась в салон.
— Завтра все сам увидишь. Тебя не к моей группе прикомандировали, как работать решай сам. Чем смогу — помогу. И помни одно — своих здесь нет!
Своих здесь нет…
— Борис Васильевич. Для прикрытия — поработаю с вами. Обстановку совсем не знаю, что к чему…
— Подставляешь ты меня. Местные съедят. Ну да ладно…
Волга свернула к Интуристу.
* * *
На следующий день — Попов проснулся с больной головой. Заснул поздно и спал плохо. Хотя номер был уютный, хороший. Ему как полковнику полагался одиночный, но номеров не хватало — все забито корреспондентами. В итоге — в номере стояла еще и раскладушка, но с кем он должен жить — так и не понял, другой жилец не появился…
Спустившись и позавтракав в ресторане — цены конские, готовили плохо, как впрочем почти везде в Интуристах — поехали в местный УКГБ.
По пути — проехали какую-то площадь. Попова поразило то, что на ней — люди причем довольно много, несколько тысяч человек. Для такого города как Ереван и для рабочего дня — это очень много. Люди стояли кучно и явно не просто так.
— Что тут происходит? — спросил Попов.
— Митинг.
— Митинг.
— Солидарности с Карабахом. Требуют передачи Карабаха Армении.
Мелькнул плакат — кулак, и русскими буквами — КРУНК. Застрявший в Средней Азии Попов и думать не думал, насколько все это серьезно.
— Рабочий же день.
— Им плевать. Задерживали. Проверяем — работник ТТУ
[44]. Нагрянули на работу — смена стоит. Еду им подвозят как бригаде в поле — несмотря на то, что в магазинах много чего нет.
— Чего не разгонит никто?
— Этих разгонишь — завтра сотня тысяч соберется…
