Пауза примерно пять секунд.
Джулиани: Лара, конгрессмен Уилсон кое-что принял, верно? Вы говорили об этом мне раньше.
Лара: Ну… да.
Джулиани: Что именно он принял?
Лара: Кокаин.
Стоктондейл: юная леди, откуда вы знаете, что это был кокаин?
Лара: Это многие знают. Белый порошок, который берут под ноготь и вдыхают.
Джулиани: Откуда конгрессмен Уилсон взял кокаин?
Лара: У него есть такая штука… размером с портсигар, серебряная. Он носит ее с собой.
Джулиани: То есть вы видели этот портсигар не первый раз?
Лара: Да, сэр, не первый. Он иногда лежал у него на столе.
Джулиани: Великолепно. Конгрессмен работает в Конгрессе над законопроектами, на столе — портсигар с кокаином! Сколько раз он вдохнул, Лара? Как он вдыхал кокаин?
Лара: Ну, два раза. Он взял кокаин под ноготь, потом вдохнул. Потом снова набрал и вдохнул в другую ноздрю. И засмеялся…
Джулиани: и что было потом, Лара? Что было после того, как конгрессмен Уилсон принял дозу кокаина?
Лара: он набросился… он изнасиловал меня… он… он очень сильно изменился… я… никогда… понимаете, никогда…
Джулиани: вот в этом и заключается смысл вопросов, господа! Конгрессмен от второго избирательного округа Чарли Уилсон, возможно в сговоре со своими помощницами заманил молодую практикантку на яхту, употребил спиртное, затем наркотики, затем набросился на нее как зверь и надругался! Вот что сделал конгрессмен Чарли Уилсон!
Стоктондейл: черт знает что…
Леонард: конгрессмен Стоктондейл, если вы не можете быть беспристрастным при разбирательстве этого дела вы можете заявить самоотвод. Выношу вам второе и последнее предупреждение. Все, похоже, заседание пора прекращать! А дело — выносить на малое жюри, обвинения понятны и предельно серьезны!
* * *
— Черт этот парень, кажется, решил не успокаиваться, пока он не прибьет мой скальп к доске над своим камином…
На глаза у Чарли Уилсона навернулись слезы, ему стоило большого труда сдержаться. Все-таки он был большим, невоспитанным ребенком. Может потому, он и пользовался таким успехом у женщин — каждой хотелось усыновить его.
— Рудольфо Джулиани идет на Нью-Йорк — задумчиво сказал Авратакис — он не успокоится. Если он свалит тебя — он возьмет город.
— Конгрессменом?! — изумился Уилсон.
— Мэром. По слухам он уже подбирает команду, в ней в основном судейские и бывшие легавые. Они не оставят тебя в покое.
— Так что же делать… черт… Они что — не понимают, что…
— Джулиани на это насрать с высокой башни. Для него зло — не коммунисты, а ты.
Начальник департамента по борьбе с коммунистической угрозой похлопал совсем расклеившегося конгрессмена по плечу. В конце концов — у ЦРУ и других мастеров грязных дел и антисоветчиков — не было более надежного друга. А друга надо спасать. Любой ценой. После того, что произошло в Пакистане — он один из немногих, что не пнул их побольнее.
— Тебе надо смыться. На некоторое время. А тем временем я поговорю с нужными людьми… попробуем что-то накопать на Джулиани. Этот сукин сын думает, что его дерьмо не пахнет, так-то вот. А мы ему и подгадим.
Авратакис родился в бедной семье — и сленг у него был соответствующим. По резидентурам до сих пор ходили легенды, как он послал только что назначенного Заместителя директора ЦРУ по операциям на…, а когда его пригласили извиниться — он еще раз послал его в том же направлении.
Но грубость и неотесанность Авратакиса имела и обратную сторону. Тех, кого он считал своими — он никогда не сдавал.
— Пойдем — решил он — давай, давай, поднимайся.
— Куда…
— Куда, куда. Поедешь в Израиль. У меня самолет под парами, там отсидишься. Там тебе всегда рады…
— Да, рады… — убито подтвердил конгрессмен.
— Вот именно. Хорошо находиться среди друзей, черт бы все побрал. Сколько раз тебе говорил — завязывай с кокаином. И с выпивкой. Держись, не падай!
Два человека, один из которых, среднего роста и полноватый — уверенно поддерживал высокого, в костюме — вышли из заведения, направляясь к своей смерти…
Темно-синий Олдсмобиль подкатил к «Вратам ада», как только Авратакис вышел, поддерживая конгрессмена, как раненого. Открылась дверь — и они буквально рухнули в салон, Авратакис заметил — как стоящий на другой стороне улицы Эконолайн включил фары.
— Твою мать! Жми!
Машина ЦРУ была не только бронированной — на ней был мощнейший, 380-сильный, восьмицилиндровый мотор. Олдсмобиль резко принял с места, так что пассажиров мягко вдавило в спинки сидений.
— Сэр они преследуют нас.
Помощник директора принял вертикальное положение, посмотрел в окно. Фургон и в самом деле преследовал их, включив фары. Но мигалки не было.
— Вижу.
— Куда, сэр?
— Давай на базу Эндрюс! Избегай главных улиц.
— Понял, сэр.
— Что происходит?! — пробормотал конгрессмен.
— Происходит то, сукин ты сын, что я пытаюсь спасти твою задницу! Не вставай!
* * *
Сегодня — фортуна была на стороне помощника директора ЦРУ. Бюрократическая система есть бюрократическая система — в фургончике не было мигалки, и он не смог обогнать машину ЦРУ, чтобы прижать ее к обочине. Лгать полиции об угоне машины они не посмели — и Олдсмобиль после получаса безумной гонки влетел на базу Эндрюс. У него были правительственные номера, поэтому их пропустили — а фургону тут и делать было нечего. У одного из дальних ангаров — грел моторы С21 — правительственный самолет.
Надо сказать, что спецпрокурор среагировал достаточно быстро. Когда Авратакис выезжал с базы Эндрюс — он увидел, что там его поджидает целая делегация. Черный Шевроле Каприс — машина ФБР, еще Бьюик — видимо, личная машина спецпрокурора, полицейский Форд дорожной полиции и тот самый фургон. Мигалки включены не были.
— Останови — велел Авратакис.
Он вышел из машины, пошел по обочине навстречу копам. В Бьюике открылась дверь — и с водительского места появился спецпрокурор. Так и есть — машина его. Залысины, черный, строгий костюм — как будто его не подняли посреди ночи.
— Я могу обвинить вас в препятствии правосудию — вместо приветствия сказал Джулиани.
— Попробуйте.
Какое-то время — они мерили друг друга взглядами — спецпрокурор и помощник директора ЦРУ. Потом — Джулиани усмехнулся.
— Понять не могу, какого хрена вы связались с этим алкоголиком и наркоманом? Это же позор нашего Конгресса.
