— Как раз наоборот. Новое поколение выберет свободу.
— Да, и его — саперными лопатками на площади.
— Слушай, что ты предлагаешь, а? Ну скажи, дорогой, что? В Москву поехать взрывать? Идти обком партии штурмовать?
— А хотя бы.
— Сядешь на пятнадцать лет — если не под расстрел. Главное сохранить структуру.
— Вазген прав — подытожил Председатель.
— Да ну вас!
КГБшник, предлагавший самые радикальные методы — он возглавлял пятый идеологический отдел, боролся с диссидентами, подрывающими советский строй — порывисто встал с места, подошел к окну и вдруг крикнул.
— Смотрите!
Все бросились к окну.
Председатель Маркосян тоже подошел — перед ним расступились, несмотря на нездоровую, нервную обстановку в кабинете. С последнего этажа нового здания, в котором квартировал армянский УКГБ, совсем недавно построенного — все хорошо было видно. И бронетранспортер, перекрывший улицу, направивший на здание толстое рыльце крупнокалиберного пулемета. И высаживающиеся внизу с КАМАЗа, бегущие к зданию армянского УКГБ бойцы дивизии Дзержинского. Белые каски как у пожарных, толстые бронежилеты, автоматы Калашникова…
Они все-таки пришли за ними. Выждали момент и пришли.
Не поверили…
— Разойтись по кабинетам, сопротивления не оказывать… — отдал свой последний приказ председатель УКГБ Армении.
— Но…
— Вон отсюда!
В спешке, стараясь не смотреть друг на друга — заговорщики покидали кабинет…
Последний — аккуратно затворил двойную, с тамбуром дверь.
Вот и все…
Председатель УКГБ Армении обернулся, чтобы посмотреть. Мудрый портретный Ленин — казалось, подмигивал ему.
Теперь точно все.
Выход только один. Честный выход, выход мужчины. Они должны уйти — но молодежь — останется. Когда-то, кто-то — продолжит их дело.
Можно убить человека — но нельзя убить идею…
Председатель посмотрел на свой ежедневник. Перевернул страницу. Дорогой, подаренной ручкой черкнул наискось строгих линий одно только слово…
Затем достал пистолет. В коридоре — уже грохотали сапоги — это за ним.
* * *
— Нельзя… товарищи, вы чего…
— Лежать, с. а!
Адъютанта смели почти мгновенно. Затасканные на захват дзержинцы не церемонились. Один надавил коленом на спину, второй заковывал руки в наручники.
— Где дверь?
За стеной — негромко хлопнуло.
— Выстрел!
Лейтенант, ведший группу солдат — сориентировался мгновенно.
— Демченко, Сипягин — дверь!
Двое дзержинцев — держа автоматы наготове — проломились через тамбур, ворвались в кабинет.
— Готов, товарищ лейтенант! — крикнул Демченко.
Понимая, что опознал — лейтенант сунул в деревянную кобуру показавшийся вдруг очень тяжелым Стечкин. Шагнул в проем — пролом…
— А-а-а-а… — почти на ультразвуке завизжала сунувшаяся следом секретарша.
Душа — тряслась подобно пойманному в силки зайцу.
— Демченко, убери ее! — истошно заорал лейтенант, в крике пытаясь прийти в себя…
Солдат схватил бабу в охапку, вытолкал за дверь.
Гнида…
Председатель УКГБ Армении застрелился стоя, после выстрела — упав на батарею телефонов, стоявшую справа, сшибив трубки. Сейчас — телефоны едва слышно пищали вразнобой и это било по нервам — как комар звенит.
Хотелось положить труби на место — но лейтенант понимал, что делать это нельзя. Тут работа для следователя.
Бордовые брызги крови — украшали портретный лик Ильича…
Лейтенант подошел ближе, стараясь что-то рассмотреть. В глаза бросился еженедельник, положенная поперек него ручкам, четким почерком написанное слово.
Лейтенант склонился, чтобы прочитать буквы.
Написано было по-русски. Видимо, председатель Армянского УКГБ — в последние минуты жизни не вспомнил никакого языка кроме русского. Или это было адресовано русским, и он хотел, чтобы до них это дошло.
Ненавижу.
В кабинете — как холодом повеяло…
Лейтенант вышел в приемную. Секретарша плакала навзрыд, в кармане — зуммерила рация, он только что это понял…
— … Двадцать пятый! Мать вашу, двадцать пятый всем станциям! Что произошло, кто стрелял, докладывайте!
Б…
Лейтенант перебросил тангету на «передача»
— Двадцать пятый, я Грач — четыре, имею доклад…
— Двадцать пятый всем — тишина в эфире! Грач четыре, докладывай!
— Двадцать пятый, я Грач — четыре. Первый ушел, повторяю — первый ушел. Не успели.
— Твою мать, как не успели!? Грач — четыре, приказываю — в кабинет не входить, выставить пост. Никого, ни единую душу не пускать, ясно?!
— Так точно.
— Долб…ы!
Связь отключилась. В приемной — мерно тикали напольные часы…
США, Федеральный округ Колумбия. Вашингтон. 01 октября 1988 года
Возвращались с позором…
Собственно говоря, сотрудникам оперативного департамента ЦРУ было не привыкать к этому. Годов с 60-х, с проклятого Вьетнама, где сила Америки надломилась и наверное, навсегда, все происходило по одному и тому же сценарию. Им давали приказ — тайный, это называлось «президентское заключение», после чего они уходили в бой, бесславно поддерживать демократию на очередном безнадежном рубеже. Там они проигрывали, иногда им удавалось пустить кровь русскому медведю, иногда нет — но он проигрывали и возвращались в свою страну с позором, оставляя за собой разоренные страны, безымянные могилы — а впереди у них было поношение от своих сограждан, запросы и дача показаний в Конгрессе и прочая муть. Законодатели в таких случаях обычно требовали крови, ритуальной жертвы — ею обычно был директор ЦРУ…
И Гас Авратакис знал, почему происходит эта самая хрень.
Да, да. В Конгрессе не знали, а Лэнгли на последнем этаже, в директорских кабинетах не знали — а он знал.
Все дело в одной маленькой ошибке, понимаете?
Они каждый раз ошибаются на том, что думают, будто люди хотят демократии и свободы. Да ни хрена не так! Посмотрите на те страны, которые удалось отстоять от большевистской агрессии, например, на ту же Грецию. Там — они не искали хороших парней, они поддерживали самых крутых сукиных сынов, которые там были — и эти сукины сыны не боялись испачкать свои ручки, очищая страну от коммунистической заразы. Америке давно надо понять — что нужно поддерживать не хороших парней, а крутых. Вот тогда — всё будет ОК.
