Вот — из здания выходят несколько человек. Открываются массивные, окованные сталью ворота, появляются длинноволосые, настороженные люли в черных очках с автоматами — охрана. А вот и сам Фратуни — коренастый, с обожженным справа лицом — он уже пережил три покушения на свою жизнь, потерял семью во время ракетного обстрела дома и стал чертовски осторожен и дьявольски злопамятен. Вот он садится в машину — обманчиво скромный универсал, на самом деле бронированный в Великобритании знаменитой фирмой Коулмен, вот по машинам сопровождения рассаживаются боевики. В Ланд Круизере — один из бандитов вылезает в люк и садится задницей на крышу ему передают пулемет. Вот советская бронемашина испускает клуб вонючего дыма из своего до предела изношенного двигателя — и конвой медленно трогается. Вот он катит по улице, освещаемой последними лучами солнца — на пропыленной броне они кажется похожими на кровь. Вот они поворачивают…
Вспышка!
Советская бронемашина уже повернула — и именно она первая попадает под удар. Советская техника плохо защищает солдат от взрывов, русские делают так, чтобы было максимально дешево, на потери им всегда было плевать
[168]. Что-то горит… эти придурки установили на бронемашину бензиновый двигатель, пары бензина взрываются моментально. Вот Мерседес-такси останавливается, перекрывая дорогу, на крышу тяжело плюхается позаимствованный в американском посольстве пулемет М60 — и на выскакивающих из Ланд Круизера боевиков обрушивается шквал огня с дистанции несколько метров. С другой стороны — еще двое французов строчат из автоматов. У них русские автоматы малого калибра
[169], такие используют далеко не все сирийские части, а только отдельные части спецназначения. Если подумают на сирийцев или тем более — на русских, так и так будет неплохо…
— Наш выход! — послышался голос Дика с заднего сидения.
— Аллаху Акбар — обнадежил водитель такси.
И втопил педаль газа…
Все мысли — в сторону. Потная рука на теплом дереве самодельной ложи старого русского автомата. Просверки выстрелов впереди — они мчатся навстречу им. Вот так вот, черт побери — и делается разведка. Это тебе совсем не то, что сидеть в кабинете в Лэнгли и горевать, что на обед не хватило порции торта с корицей.
Машина резко развернулась, перекрыв путь к отступлению. До Вольво — метров двадцать, дым — ничего не разберешь. Огненные трассы рикошетят от развалин, бьют в потемневшее небо.
Мелтонян схватился за ручку двери, собираясь выскочить — причем его дверь находилась с той стороны, где шла стрельба.
— Сидите на месте, сэр!
Дик выскочил из машины и с ружьем — побежал к месту перестрелки, придерживаясь правой стороны дороги…
Мелтонян не мог просто так сидеть и смотреть — хотя их задача заключалась всего длишь в том, чтобы забрать похищенного Фратуни армянского диссидента и уносить ноги, именно этот Мерседес мог пройти блок-посты. Но сидеть и ничего не делать — было выше его сил.
Судьба сама решила на него — слева загремела автоматная очередь, осыпались стекла и Марон, их водитель — навалился на руль, что-то хрипя. Мелтонян, который попадал под обстрел на границе с Афганистаном и знал что делать — рванул дверь, вывалился из машины на дорогу — именно вывалился. Обычные люди пытаются выйти, берегут одежду, инстинктивно боясь ее запачкать — и пачкают-таки, но уже собственной кровью. Мелтонян же — запачкать одежду не боялся. Он перекатился, не вставая, чтобы колесо их Мерседеса служило ему защитой, сунул под днище машины ствол автомата и дал длинную, с рассеиванием очередь. Со стороны развалин — раздался мучительный крик и ругань на арабском. Потом снова заработал Калашников — и по машине забарабанили пули.
Твою же мать…
Мелтонян дал еще одну очередь, поверх багажника — а потом увидел бегущего со всех ног Дика и одного из французов, тот тащил что-то на себе, и в руках у него был автомат. Дик на ходу выстрелил по развалинам из своего пугача, потом еще раз — на фоне треска Калашниковых это было по-настоящему впечатляющим…
— Помогите!
Мелтонян протянул руку — и толкнул дверь от себя.
— Он мертв!
— Нет живой…
— Наш водитель мертв!
Избавившись от ноши, француз тоже стал стрелять из Калашникова поверх крыши.
— Хреновая новость!
Еще бы не хреновая…
Он высадил весь магазин, потом выхватил из-за пояса ракетницу, и выстрелил в воздух. Алая ракета взлетела с фырчанием, на мгновение высветив алым плюющиеся огнем развалины. Сигнал к отходу.
— Валим!
Француз сел за руль, перебравшись туда с правого пассажирского, Дик ввалился назад и тут же начал перезаряжать ружье, заталкивая в приемное окно один за другим толстенькие, красные цилиндры. Монте вдруг понял, что сейчас они уедут — и ввалился на заднее сидение, когда машина тронулась. Дверь ударила его прямо по ногам, и он заорал от неожиданности и боли…
— Твою же мать!
На него никто не обращал внимания, Мерседес, прыгая на ухабах разнесенной несколько лет назад в клочья улицы, пёр на Восток.
— Ушли?! Ушли?!
Француз что-то крикнул, видимо — нецензурное.
— Сэр, как вы?
— Мать твою… — выругался Мелтонян.
Стемнело уже совсем. Француз гнал без фар, фары — приманка для снайперов, здесь сначала стреляют, потом задают вопросы.
— Где мы?
— Скоро вывалимся на Корниш!
— Там блокпосты! Нас завалят, к черту!
— Нас и так завалят!
Впереди застрочил автомат. Пули ударили по кузову, посыпалось стекло. Француз заложил вираж, ударившись обо что-то багажником.
— А, твою мать!
Видимо, на набережную выскочить шансов уже не было. Пули снова хлестанули, теперь уже сзади, осыпалось и заднее стекло. Салон спасло только то, что это была спецмашина, французы поставили за передним сидением бронеплиту, вырезанную из подбитого БТР, еще одну под углом, чтобы рикошетило вверх.
Морской пехотинец выставил ствол ружья и трижды оглушительно шарахнул по вспышкам, каждый раз передергивая затвор. От грохота двенадцатого калибра заложило уши.
— Не стреляйте! Иначе не отвяжутся!
Твою мать, да что же это за город то такой. В тебя стреляют, а в ответ стрелять нельзя.
Автомат ударил уже влево… новый вираж. Захрустел сминаемый металл. Внезапно машину ударило так, что их всех подбросило, Мелтонян ударился головой о потолок, машина еще раз ударилась обо что-то правым крылом и остановилась…
На сей раз окончательно.
