Женщина помолчала. Потом сказала.
— Я могу потом увидеться… с вашим сотрудником?
— Да, можете.
— Хорошо.
— Вы отдадите нам материалы?
Женщина заплакала…
— Жанна Адамовна… — сказал старичок — я, наверное, нехорошо скажу, но был один фильм… не помню название. Там было сказано — думай не о мертвых, думай о живых. Там, в Армении — банда бешеных зверей. Они взорвали аэропорт… на что они еще пойдут. Мы думаем, что они готовят террористические акты в городах Советского союза. Эти материалы — если Карпет не соврал — помогут нам вывести этих людей на чистую воду. Куда нужно поехать? К вам домой.
— Нет.
— А куда?
— Ко мне на работу. Архив…
— Архив ГОРОНО
[116]?
— Да…
— Много там… материала?
— Георгий… он приезжал ко мне не часто. Один… два раза в год… иначе не получалось. Каждый раз — он привозил несколько папок… три… пять… бывало что и больше. Я прятала их там… как обычные документы.
Легаш снял трубку, набрал короткий, в три цифры, внутренний номер.
— Легаш. Опергруппу на выезд, немедленно. В дороге. Возьмите двух понятых… да неважно кого, где хотите… Десять минут… Жанна Адамовна?
Женщина не ответила.
— Вы поступили правильно. Он… тоже сказал бы это.
Легаш встал из-за стола, вышел в приемную. В приемной — стояли двое сотрудников, один из них держал автомат.
— Ты…
— Зуб, товарищ генерал.
— Казак что ли?
— Ну… да, из казаков.
— Это хорошо. Зайдешь в кабинет, смотри за задержанной. Может покончить с собой. Этого нельзя допустить. Все понял?
— Да, так точно.
— Давай.
По коридору — с топотом кто-то бежал, не один человек, несколько.
— Проснулись…
В приемную — ввалился сначала Федорчук (из-за фамилии теперь у него в органах были проблемы), один из тех, кто приехал с генералом Легашом. С ним были двое местных, красных от физических нагрузок и усердия.
— Явились… Машину нашли на выезд, а?
— Товарищ генерал-лейтенант, один из задержанных начал давать показания. Бурмистенко его расколол.
— И что?
— В городе целая группа, имеют взрывчатку. Умысел на террористический акт…
РСФСР Ростов-на-Дону. Левбердон. 17 сентября 1988 года
Их было пятеро. Левон, Гарик, Тимур, Александр и Славик. Старшему из них было двадцать девять, младшему — девятнадцать. Трое родились в самом Ростове, еще один приехал из Карабаха, еще один — переселился в Ростов из Волгограда. Один с высшим образованием, один с незаконченным высшим, трое со средним или средним специальным — но каждый с профессией. Каждый из них вырос в мирной стране, ходил в бесплатный садик, потом в бесплатную школу, потом получил и специальное или высшее образование. Ни один из них, в отличие от тех же бейрутских армян — не знал войны: мощь державы, где они родились, была столь велика и непререкаема, что никто даже не задавался мыслью о войне. Война — была только в сводках новостей, в собраниях первичек, где понимали руки, чтобы осудить очередной акт империалистической агрессии.
Левон, Гарик, Тимур, Александр и Славик решили сполна отплатить своей Родине. Организовав взрыв в зале ожидания на железнодорожном вокзале Ростова — на-Дону. После этого — они намеревались совершить и другие террористические акты — если останутся в живых. Или уехать в Карабах и начать там войну — смотря по обстоятельствам.
Как они дошли до такого? Ну… вопрос, конечно интересный. А как в начале века — молодые люди из приличных семейств уходили «в террор», убивали людей. Родители ужасались, выкупали из-под стражи, спасали от виселицы — а они, нередко — опять возвращались в террор. Потом — все и легли, кто в девятнадцатом, кто в тридцать седьмом, у стенки. И правильно Сталин сделал — такие вот «юноши бледные с взором горящим» жить не должны, они опасны для любого государства, хоть «рабочих и крестьян», хоть «капиталистов — империалистов». Но народились новые. Те кто не видели беды, нутром не прочувствовали, что такое беда. И они готовы были принести беду, мстя за свои вымышленные или реальные притеснения. Кто знает, что обострение в Нагорном Карабахе началось с митинга, где карабахские армяне потребовали поставить более мощную телеантенну, чтобы ловить передачи из Еревана? Смешно?
Не очень.
Тимур и Славик — уехали и пропали. Их ждали вечером — но они так и не вернулись. Вместе с ними — ушли пистолет и обрез. И машина. Но остался еще один пистолет, и самое главное — остался автомат и гранаты. И взрывное устройство, которое они сделали из нескольких утятниц и самодельной взрывчатки — почти точно по рецепту Степана Затикяна. Это взрывное устройство — они собирались оставить сегодня на перроне к приходу московского поезда. Если не взорвется — они не были в этом уверены, потому что не испытывали — они собирались ворваться в помещение автовокзала, бросить гранаты и открыть автоматный огонь.
Телевизора на даче куратора не было. Обставлена дача внутри была довольно хорошо, но телевизора не было. Они не знали, что его нет по конкретным причинам — телевизор на даче даже старый почему то считался одним из признаков того, что человек живет не по средствам, «оброс имуществом» — а для майора КГБ такой вывод чреват увольнением. Но радио было, и даже хорошее. Отличная германская радиола, на которой можно было ловить короткие и средние волны. Гурген Вахтангович сказал им постоянно слушать радио — и они так и делали. В конце концов, Гурген Вазтангович проходил в конце семидесятых спецподготовку в Балашихе
[117] и в случае оккупации должен был стать командиром партизанского отряда на вверенной ему в оперативное обслуживание территории. Уроки сорок первого года были не забыты — и на той земле, на которую хотя бы теоретически может ступить враг — уже должна была быть вся инфраструктура для партизанской войны. Чтобы врагом — служба медом не казалась…
Самое смешное — что Гурген Вахтангович командиром партизанского отряда таки стал. Правда, не совсем такого, какого надо. Партизанского отряда армянских боевиков — террористов на советской территории.
