Глава восемнадцатая
Спустя три дня, в первый день июня, пришедшийся на воскресенье, Стрельцов вернулся на войну. Он лежал на чердаке полузаброшенного дома и глядел в оптический прицел. Край простирался перед ним.
– Ну вот, Марина, я побывал человеком, и снова мне снится сон, что я солдат на войне, – сказал он. Вокруг была чернота, свет сочился только из узкого, как бойница, окошка. Там, в предвечернем тепле, трое встретились у входа в гостиницу и пошли прогуляться.
У Стрельцова было феноменально острое зрение или фантазия. Он видел или, по крайней мере, думал, что видит, улыбки людей, сверкающие глаза, завораживающе плавные Катины движения. Она позировала ему, и ей это нравилось. Все эти три дня он зачем-то провёл влюбляя её в себя, хотя, по сути, ничего особенного не делал. Просто снова стал солдатом, которому снится, что он обычный человек; а она тут же потянулась к мужчине, обезоружившему себя перед ней. Но теперь наступал момент истины – война.
– Или я дух, витающий с воплем над руинами города, разносящий единственную весть: «Всё погибло», – и мне на секунду мерещится, что где-то есть мир и покой, и я рвусь сквозь мембрану пространства, чтобы проникнуть в него?
– Стрёл, перестань, а? – устало попросила Марина. Её голос прозвучал впервые за много дней, но он не удивился. Может быть, он подчинился Кузьме только чтобы она пришла. – Что ты профессора включаешь? Не тот момент. Всё как я и думала…
Он не отрывал глаза от прицела. На чердаке было сыро после вчерашнего дождя. Бездомная кошка взобралась на его спину, вылизывалась; пахло мочой и прелой древесиной. В соседнем помещении, за трухлявой чердачной перегородкой, не догадываясь о его присутствии, сидело двое героиновых наркоманов.
Марина стала оплетать его тело и сознание как лиана, и Стрельцов почувствовал сладкую, предубийственную истому. Он перевёл прицел в сторону и в нескольких кварталах от гостиницы нашёл Кузьму, который пил чай с Павлом на виду у большого скопления народа. Сегодня у него брала интервью главная газета Края, делавшая большой материал в честь предстоящего награждения, которое было запланировано на следующие выходные. Тогда же предполагался приезд генерала, который произнесёт речь. Кузьма был одет празднично, держал голову высоко, а спину прямо, и часто кивал, выслушивая вопросы двух пожилых газетчиков.
– Стрёл, может, всё-таки плюнешь на всё и убьём его? – игриво предложила Марина. – Что такого? Может быть, его тоже не существует?
– Ты порядочно рехнулась там, да?
– В загробном-то мире, – сказал какой-то третий голос. – В Вальхалле?
– Вообще ты перестрелял бы всех, да? Помнишь, как в тот день? – добавил четвёртый.
– Врёшь, не было того дня! – ответил Стрельцов, снова отыскивая Катю и её сопровождающих. Они с Никитой и Егором шли по небольшой аллее возле гостиницы к острому, выступающему в море утёсу, который венчала нарядная белая беседка. Любимое место туристов – отсюда можно было снять умопомрачительный закат или просто насладиться видом моря, обрушивающегося на последний предел Края.
– Здесь они рассядутся в удобном положении, и ты их по очереди пришлёпнешь, – сладко прошептала Марина в самое ухо. – Возбуждаешься? – ещё тише шепнула она. – Вспоминаешь?..
– Разве забыл, как перестрелял всех? Ни одного патрона мимо, – снова говорил незнакомый третий голос.
– Да-да, там было много народу, и ты просто стрелял. Во всех подряд.
– Только вы двое знаете: это его надо убить, – мрачная неведомая сила дёрнула прицел Стрельцова в сторону, и он увидел сердце Кузьмы. Он точно знал точку на огромной, много раз раненной груди великана, в которую надо выстрелить. По пальцу, лежавшему на спусковом крючке, пробежал крохотный разряд тока.
– Ты так хочешь кончить его, правда? – сладко спросила Марина. Она была ещё ближе, уже наполовину проникла в него. Кошка встревоженно озиралась, чувствуя, что человек двоится, но не могла смекнуть, что происходит. Она стала шипеть на невидимую девушку. – Хочешь разбрызгать его кровь.
– Если он умрёт, – сказал третий голос, – то никто не будет знать.
– Марина исчезнет. Ты будешь молчать. А Кузьма будет мёртв, – сказал ещё кто-то. В комнате его голос прозвучал как эхо, пробивая сырые стены, застревая в ветхих перекрытиях дома. Он подхватывал Стрельцова, уносил его из тесноты на холодный простор одиночества – на дорогу в пристанище воинов. Наркоманы почуяли неладное и начали возню за стенкой, хотя вслух не было произнесено ни слова.
Исчезли запахи и низменные желания тела: трахнуть, помочиться, поесть – Стрельцов колебался, схваченный и зачарованный незнакомым голосом, который обещал ему долгожданную свободу и искупление.
– Представь: никто не будет знать. Твоя вина исчезнет. Тайна… – шептал голос.
– А Катя?
– А что Катя? Она же ничего не знает, – голос удивился, перемещая его прицел в сторону беседки. Снайпер лежал в вакууме – единственное, что он видел, это крошечная лазейка в мир живых.
– Нет, я не смогу, – сказала Марина. – Не смогу так поступить с девушкой.
Бровь Стрельцова пропиталась кровью и потом. Он осторожно вытер лицо. Все голоса умолкли, кошка заскучала и ушла, наркоманы успокоились и продолжили сидеть неподвижно. Вдруг он понял, что Кузьма не взял с собой Борьку. Дурной знак – с псом расставаться ему нельзя, иначе куда перетечёт душа командира, если он пристрелит его?
Стрельцов снова целился в его сердце. Одно крохотное движение, и он мог полностью освободиться. Дьявол плясал в его душе: можно заполучить всё и не погибнуть. Можно поиметь красотку, деньги, славу, свободу. И не расплачиваться.
– Я убью их всех и не заплачу, – сказал какой-то новый голос.
Марина, будто собрав силы из окружающей сырости и полутьмы, обрушилась на него новым натиском, вонзилась в сознание рысьими когтями:
– Ну всё, сукин сын, решай: его ты шавка или моя? Кому ты служишь?! Решай! Это не он затащил нас туда! Это всё ты! Ты соблазнил меня, и ты потащил за собой на смерть! Ты и твоё чёртово «чувство долга», твои жалкие уговоры – или ты думал, я дам тебе забыть? Отдавай теперь мне долг, отдавай!
Он опять увидел её, окружённую, идущую на смерть. Укры мучительно убивают её, но он не ускоряет её конец, просто смотрит на будущие страдания женщины, которой признавался в любви. Марина стонет, жизнь медленно утекает из неё, но человеческое тело сильно, оно выносит новую и новую секунду пытки, и смерть растягивается, поглощая город, на который падает град из пламени, пока никому нет дела.
Голоса убеждают покончить с её мучениями, но Стрельцов бездействует. Он один из всех голосов знает, что она должна умереть, но не может убить, его сердце просто не может взять это в себя. Он плачет, ненавидит себя за слабость, за то, что подверг её смертельному риску, проиграл, остался жить, остался служить Кузьме.
Он снова видит Катю, и сердце его колотится от смеси восторга, ревности и ярости. Он видит, как Никита подсаживается к ней вплотную, убирает локон волос за ушко и приобнимает. Катя смеётся и пытается отстраниться, но парень продолжает держать её. В нём никаких отличий от укра – он тоже должен умереть, а человеком уже быть перестал. Стрельцов приговаривает его без колебаний, но вот незадача: он боится задеть девушку. Он не может позволить ещё одной женщине, поверившей ему, умереть. К тому же – все голоса соединяются в один – она должна дописать книгу! Некому будет сказать правду о Кузьме, если она умрёт. Весь остальной отряд уничтожен.
