Чтобы как-то отвлечь хозяина, я попросил рассказать о жизни частного детектива. Многие люди добреют от собственных речей. Любовь к совам, например, целиком основана на этом феномене. У сов такой понимающий и неравнодушный взгляд, что хочется рассказывать ещё и ещё. Ради мира и понимания я собирался стать его совой в этот вечер.
…Андрей рассказал о своём друге, бойце спецназа. Друг охранял банк. Однажды врываются тридцать омоновцев в масках. Друг сначала сдался, потому что ОМОН дан нам свыше для тренировки смирения. Вдруг один омоновец хрясь!.. – и ломает другу ногу. Ломом. По этому поступку стало ясно: пришли бандиты. Специально переоделись, чтобы ноги людям ломать, не вызывая подозрений. Друг с помощью одной тибетской ментальной техники отключает боль. И тут же, не вставая, убивает шестнадцать человек. Голыми руками. Выжившие четырнадцать бежали, побросав ломы.
Всего на счету друга двести убитых противников. Приблизительно. В Латинской Америке он штурмовал одну тюрьму и сбился со счёта, настолько быстро продвигался. Сейчас друг работает массажистом в Москве, вправляет шейные позвонки. Обычный такой парень из спецназа. Нормальный. Так сказал Андрей и покосился на мою пустую рюмку.
В следующей истории сыщик вспомнил, как помогал ворам восстанавливать порядок в стране. Однажды правительство выпустило из тюрем батальоны молодых беспредельщиков. Дойных бизнесменов на всех не хватало и беспредельщики объявили войну. По городу ездили БМВ со станком для сверления коленей – столько было срочной работы. Воры собрали боевые отряды для восстановления справедливости. Назывались эти отряда красными бригадами, в шутку. Три года в лучших ресторанах и банях Прибалтики не затихала пальба. Сейчас, спасибо в том числе Андрею, все беспредельщики залиты в бетон, лежат на дне Даугавы в железных бочках. Жалко их. Нормальные, в общем-то, обычные ребята. Андрей снова на меня покосился.
А его родной дядя – синий от наколок, как эфиопский негр, – живёт в приюте, в маленьком городке на западе Латвии. Он безногий, но за поясом заточка. Ездит на тележке по району, как шериф. Когда местный пацан выхватил у дяди кошелёк, дядя остановил мальчика заточкой в колено. Раз в месяц Андрей подкидывает дяде деньжат, а тот врёт местным, что племянник летает на вертолёте с охраной. «Это у вас генетическое», – подумал я, но виду не показал. Наоборот, одобрил рассказ. Сказал:
– Правильно, что в колено. Не напильником же в печень. За какой-то кошелёк.
– Откуда ты знаешь про напильник в печень? – спросил Андрей и прищурился. С его точки зрения, розовые пони не могут знать фольклорных подробностей. Хотя ещё у Лермонтова было: «…напильник в печень я воткнул и там два раза повернул». Как-то так. Я скромно упомянул детство без солнца и юность, полную ошибок. И сплюнул с таким видом, будто с трёх лет бомблю прохожих.
– Зашитый, что ли? – спросил Андрей с надеждой. Я кивнул и тут же стал нормальным человеком. Не таким обычным, как его знакомый генерал полиции, которого охраняют 150 чеченских автоматчиков. Но всё-таки, моё девиантное поведение стало объяснимым. Мы спели несколько уголовных песен и почти подружились. Для окончательного сближения пришлось бы кого-нибудь зарезать, но я не чувствовал себя настолько одиноким. Расстались по-приятельски. Договорились ещё встретиться. Ведь каждому приятно иметь среди знакомых каких-нибудь странных, необычных людей. Параллельные миры должны дружить, мы считаем.
…Американский какой-то психолог помогал параноикам встраивать их уникальный бред в серую действительность. Ну, летают вокруг человека бабочки, пусть летают, – говорил психолог. Самый простой способ избежать электрошока – не рассказывать друзьям о своих бабочках. Не помню подробностей, но вроде бы психолога того посадили. Потому что единственно правильную картину мира и вообще критерии истины нам назначают сверху самые главные параноики. И это очень, очень жаль.
ГАЗ-52 как средство совращения
Подумав хорошенько, я решил соблазнить Юлю. Я был готов даже жениться, если ситуация выйдет из-под контроля. Юля не была сиротой. У Юли были братья, мать и прочие минусы. Но все они меркли в сравнении с бабушкой. Сколько раз я вскидывался по ночам с криком «ах, зачем ты не внучка дракона!» Уж с драконом бы я подружился.
Мы были молоды. Я представился гитарным педагогом. Юлин диван прекрасно подходил для саморазвития. Бабушка обещала не мешать. Выходя, она сама закрывала дверь. Но тут же врывалась с каким-нибудь срочным делом. Поливала цветы, спрашивала, какое число, просила завязать передник или прочитать «бензоат натрия», написанный слишком мелко для старого человека. Я не мог нащупать границы Юлиных музыкальных способностей. В этой атмосфере травли и недоверия приходилось вновь и вновь начинать с основ апликатуры. Мы давно сыграли бы полонез или даже полечку, будь у нас немножко хлороформа. Но бабушка по бдительности превосходила многих пограничных собак. Она хотела протащить на диван своего фаворита, руководителя кредитного отдела Василия. Именно в Васиных потных ладонях, с одобрения семьи, должна была утратить Юля свою наивность в вопросах музыки. После меня же бабушка пылесосила диван, собирая молекулы распада и деградации. Я был в тот год водителем грузовика.
Я спросил у Юли прямо, умеет ли она водить ГАЗ-52. Она в ответ покраснела, грудь её налилась от волнения. Грузовик – известный источник пороков. В тесной кабине не будет бабушки. А кто посетит ГАЗ-52, тот никогда уже не станет прежним. Юля задумалась. Тут снова ворвалась бабушка, спросила, какой суп варить. Юля выбрала фрикадельковый. Старушка кивнула, заложила круг и снова спикировала. Мы опять уже сидели ровно, руки на виду, пуговицы застёгнуты, смотрим на бабушку. Она спросила, не видели ли мы её очки. После этих посланных небом знаков Юля повернулась и сказала твёрдо: «Я согласна!»
ГАЗ-52 был некрупным грузовиком, беспородным и добродушным. На первой скорости он разгонялся до пяти километров в час. При торможении смешно тряс попкой. На первых трёх скоростях он пел «а-а-а», на четвёртой гудел «у-у-у». У него было четыре педали, пуск производился нажатием сразу трёх. К моему удовольствию, у Юли оказалось всего две ноги. Я вручную управлял её ступнёй. Положение наших тел при этом не смогли бы оправдать уроки никакой музыки. И уж подавно нас не одобрила бы бабушка. Мне и теперь приятно подозревать, что Юля намеренно глушила машину раз за разом.
– Вот я неловкая, опять нечаянно заглохла! – говорила она без тени раскаяния.
Уже на втором занятии мы включили вторую скорость. В обычном, а не в хорошем смысле. Обучение проходило на заброшенном аэродроме. Взлётная полоса не казалась Юле достаточно просторным местом. К тому же там и сям стояли авто с запотевшими стёклами. В них в разных позах учились ездить жертвы других бабушек. Если какая машина вдруг ехала навстречу, Юля выпрыгивала вон из кабины. А мы с ГАЗ-52 катились дальше. Даже съёмка в рапиде не запечатлела бы Юлин прыжок. Вот она есть, а вот её нет. К пятой поездке я научился ловить Юлю за хлястик и втягивать на место. И поверьте, поймать хамелеона за язык проще.
Я предложил вернуться к менее громоздким видам транспорта. Например, к велосипеду. Показал, как твёрдо и нежно поддержу Юлю за центр тяжести. При встречных велосипедистах она смогла бы соскакивать прямо на меня. Мне будут дороги ушибы и переломы, нанесённые её молодым телом. За нами будут гоняться весёлые собаки. А в случае недлинной юбки и мужчины побегут, забавно свесив языки. Наши тела окрепнут. Хороший велосипедист, я слышал, может подпрыгнуть на метр, оттолкнувшись от седла одними ягодицами.
