Вильяррубия оставил дверь незапертой, и Фалько недовольно сморщился. Непростительная небрежность новичка – особенно если не уверен, враг за тобой следует или друг. Или то и другое вместе. Он вошел и задвинул засов.
Явочная квартира помещалась в современном доме окнами на бульвар. Меблирована она была до крайности скудно, что не самым лестным образом говорило о том, сколь щедро Лисардо Керальт обеспечивал комфорт своих агентов. Вильяррубия, протянув антенну от стены до стены и перекинув через люстру, поставил рацию в открытом чемодане на стол в гостиной. Рядом пристроил аппарат Морзе, шифровальные блокноты и тетради с записями.
– Какая дальность? – поинтересовался Фалько.
– Достаточно, чтобы приняли в Тетуане. Оттуда перегонят в Саламанку.
При дневном свете, без пиджака и галстука радист выглядел совсем юным. Чистенький, гладко выбритый, с аккуратным прямым пробором. Несмотря на треугольник усиков, он больше походил на студента, чем на действующего агента. Фалько заметил у него на шее лиловатый кровоподтек – след от удара. Впрочем, Вильяррубия вроде бы не затаил зла. А если и затаил, то совсем немного. В самую меру. И смотрел на Фалько со смесью любопытства, уважения и опаски.
– Когда начнем передавать? – осведомился тот.
– Через три минуты, – ответил радист, глянув на часы.
Фалько протянул ему текст, который зашифровал заранее, используя как ключ справочник по морскому праву, и юноша внимательно вгляделся в колонки букв и цифр.
– Сложный?
Вильяррубия позволил себе улыбку уверенного в себе профессионала:
– Нет, нисколько. Я знаю систему кодировки Си-8. Новая, ты правильно сказал. И у красных ее еще нет.
– Я старался, чтобы в группах было не больше десяти знаков.
– Еще лучше.
Юноша присел перед аппаратом Морзе и надел наушники. Фалько отметил его спорую уверенность и понял, что ему не соврали насчет его квалификации. При всей своей молодости он производил впечатление знающего и умелого радиста.
– Полминуты, – сказал Вильяррубия.
Он снял часы с запястья и положил их перед собой. Фалько стоял рядом и наблюдал за ним.
– Время!
Ти, ти-ти. Ти, ти-ти. Ти, ти, ти-ти… Точка-тире. Точка-тире. Точка-точка-тире. Вильяррубия проворно стучал ключом, и звук шел быстрыми короткими отрезками. Он сосредоточенно водил пальцем по столбикам цифр, превращая их в механически передаваемые телеграфные знаки, для него лишенные значения и смысла. Однако Фалько знал, что, когда они дойдут до Тетуана и будут расшифрованы и вручены адмиралу – а также ведомству Лисардо Керальта, – те прочтут следующее сообщение:
Средства получил. Контакт партнером высшего уровня предполагаю сегодня вечером. Враждебным туристам может понадобиться кофе. Сообщу завтра час дня.
– Все?
Вильяррубия поднял голову. Фалько кивнул, и юноша выстучал точку – тире – три точки, после чего перевел коммутатор на прием. Он чуть подкручивал ручки настройки, ловя сигнал. До Фалько донесся слабенький писк ответной морзянки: три точки – тире – точка – тире. Конец связи. У Тетуана не было для них сообщения.
– Все, – сказал радист.
Он снял наушники и взглянул на Фалько, словно ожидая оценки. Тот снова кивнул:
– Хорошо сработано. Быстро и четко.
– Спасибо.
– Где тебя так поднатаскали?
Радист чуть помедлил с ответом:
– В Сеуте.
– Ваша база там или в Тетуане?
На этот раз пауза была продолжительней. Потом Вильяррубия качнул головой:
– Я не могу ответить на этот вопрос. Не имею права.
– Ну да, ну да… – Фалько покивал понимающе. Потом вытащил портсигар. – Будешь? Английские.
– Не курю.
Щелкнула зажигалка «Паркер-Бикон».
– Какого дьявола тебя понесло в полицию?
– Что плохого в полиции?
Фалько выпустил дым и скорчил гримасу:
– Вопрос в том, кто там служит и для чего.
Радист взглянул на него недоверчиво.
– Мне кажется, – сказал он, немного поразмыслив, – что такие, как ты, не имеют права кому-то читать лекции.
– А я – какой?
– А ты – шпион.
– Как и ты. По крайней мере, в настоящее время.
– Это не одно и то же. Я знаю, чем занимается Группа Грязных Дел.
– Да? И чем же?
Вильяррубия явно хотел что-то ответить, но промолчал.
– Ну, так чем же мы занимаемся? – не отставал Фалько.
Радист скривил губы – презрительно и почти вызывающе:
– Я ведь сказал тебе вчера, как о тебе отзываются.
– Редкая сволочь? – рассмеялся Фалько.
– Вот именно.
– Лекций тебе читать я не собирался, – улыбчиво и дружелюбно сказал Фалько. – Просто так уж получилось, что я не привык работать с полицейскими… Как правило, твои коллеги работают не со мной, а против меня.
Юноша задумался над его словами.
– У меня отец был комиссар полиции, – сказал он наконец.
– Был?
– Его расстреляли красные. В Малаге.
– Соболезную тебе.
– Он был полицейский и хороший человек.
– Ну ясно. Не сомневаюсь.
Вильяррубия поднялся, выключил рацию, отсоединил антенну. Фалько положил руку ему на плечо. Пришла пора погладить его по шерстке, подумал он. Заслужить преданность и благодарность. В том, что касается доверия, он привык действовать не приказами, а убеждением. Осечки не случалось почти никогда, а юнца непременно надо бы привлечь на свою сторону. Впрочем, Фалько владел искусством вызывать к себе симпатию. Этот тысячекратно проверенный инструмент в его беспокойном ремесле был просто незаменим.
– Отлично справляешься со своим делом, дружище, – сказал он едва ли не торжественно. – Меня не обманули. Ты и впрямь молодчина.
Машинально потирая затылок, юноша благодарно улыбнулся. Внезапно и простодушно. Фалько он сейчас напомнил щенка, которого приласкали.
Было четверть десятого вечера.
Фалько подумал, что капитан Кирос – приземистый, плотный, широкоплечий и приплюснутый, как кирпич, – похож на свое судно и столь же непривлекателен. На нем были очень мятые полотняные брюки, серый пиджак, не сходившийся на животе, и белые парусиновые туфли. Совершенно голый загорелый череп уравновешивался рыжевато-седой бородой. По лбу и кистям шла густая россыпь веснушек, а глаза были голубые, как у викинга. Рот он открывал лишь в случаях крайней необходимости, а если все же говорил, то с отсутствующим видом и глядел при этом сквозь собеседника, словно обращаясь к кому-то невидимому у того за спиной. Всякий раз, как Фалько отваживался задать вопрос, капитан «Маунт-Касл» отвечал не сразу, а после такой паузы, что можно было подумать – он не услышал сказанное.
