Королев отметился у сопровождающего, произведя хорошее впечатление трезвостью, и сел поодаль ото всех на сумку. С трудом закурил, прикрывая спичку, и огляделся. Перрон продувался, оставаться на месте было нельзя, и Леха стал прохаживаться, насколько позволяли уставшие после вчерашнего забега ноги.
За путями серые кусты раскачивались и скребли о подоконник старого двухэтажного здания. Покрашено в зеленый, но цвет скорее угадывался, чем был. Выглядел дом неприветливым, уставшим, и когда его закрыл проходящий товарняк, Королев с облегчением перевел взгляд направо. Там, над заводами, бледные облака темнели, впитывая дым заводских труб. Леха понял, что ему хочется побыстрее уехать от этого пейзажа, и отвернулся. Неуклюже перешагивая рельсы, к нему шел Ринат. Поддерживая его под руку или повиснув на ней, с ним рядом шла Таня.
– Думал, не придем тебя проводить? – улыбнулся Наташка. В толстом тулупе, меховой шапке, с тростью и новой хромотой, он казался старше и солиднее.
– Опять сошлись? – глядя на довольную девушку, сказал Леха.
– Я с мужем развелась, – как что-то очень хорошее, объявила Таня.
– Жениться теперь будете?
– Не сразу, – рассмеялся Ринат. – Пусть сначала отец привыкнет, а то помрет от разрыва тюбетейки.
Леха тоже засмеялся, больше от того, что Наташка снова шутил.
– Это тебе, Леш, а то забудем, – протянула сумку девушка. – Фруктов не достать, хоть какие-то витамины.
– Ой, Танечка, я сигареты забыл, – похлопал по карманам Ринат. – Будь добра, добеги до станции, глянь, может, там продают.
Она все поняла и не спеша пошла по переходу над путями, как положено.
– Хорошая она у тебя.
– Это правда, – провожал ее взглядом Ринат. – Как там с нашим общим делом?
– На дне Волги наши общие дела.
– Наверное, так лучше, – кивнул Ринат.
– Как нога?
– Работе не мешает.
– Че делать будешь?
– Мясо рубить. Рубить и продавать, рубить и продавать… – глядя на станцию, где исчезла Таня, ответил Наташка. – Тебя куда отправили?
– Хрен знает, куда-то под Пензу.
– Недалеко.
– Призывники, стройся! – прогремел голос над перроном.
Приближался поезд.
– Там, в армии, неплохо, – обнял друга Ринат.
– Не хуже, чем здесь.
– Точно. Сумки не забудь.
– Свиней не забывай кормить, загон им чисти! – крикнул Леха, исчезая в дверях.
Королев устроился на жесткой скамье вагона. Сопровождающий сказал, что к ночи они уже будут спать в части. Поезд пополз к городу, оставляя Безымянку позади. Скоро громкие голоса призывников стихли. Леха заглянул в сумку, подаренную Ринатом, – килограммов пять тепличных, маленьких, кривых огурцов. Таких же обычных, как его жизнь.
Серые лесополосы за окном убаюкивали. Королева вроде бы ждала новая жизнь, и он попытался подвести итог прежней. В общем, не все так плохо. Он боялся майора, а тот ему даже помог. Боялся Ивана, а кончилось все выпивкой и разговором по душам. Верил Игорю, а из-за него мог и умереть. Хотел Ирку, а чем бы ее удержал? Денег как не было, так и не будет. Только думать об этом и о будущем не надо, теперь в армии все решат за него. Не женился, не разбогател, не умер, не сел. По всему выходило, что Лехе очень крупно повезло.
* * *
– Ну че?!
– Ничего, рот закрой!
Муж подчинился. Еще бы повыламывался. Чувствует вину, пришел пьяный среди ночи. У этих комсомольцев что ни день, то праздник. Стоит, пьет воду из-под крана, кадык так и ходит, а ноги-то какие худые… На что позарилась?
На свадьбе тоже напился. Все родственники у него партийные, смотрели на нее, как будто на сироте-крестьянке их принц женился. В квартире так и не прописали. Спасибо за подарок. В парикмахерской работать не по чину: сиди дома, готовь щи, расти детей, жди, пока этот пентюх опухший, пьяным придет. Пить-то не умеет, только языком чесать. Товарищи рабочие, учителя, врачи, студенты, школьники, в этот праздничный, светлый, радостный, солнечный, ненастный – хорошая примета – день разрешите – позвольте поздравить, заявить, объявить, считать открытым, от лица комсомола… Попугай.
Ничего сделать не может, домой как в гостиницу приходит. Дом… Лифт не работает, лишний раз подумаешь спускаться, во дворе грязь бесконечная, квартира под самой крышей: летом напечет, зимой надует, скоро протекать начнет. Напор, как из капельницы, посуду не помоешь. Потолок низкий. Болгарский сервант, друзья присоветовали, где взять подешевле. Пленка через месяц отошла, под ней – фанера. Вот в этом они все.
Кофе убежал из турки. Откуда мать эти помои взяла? Раньше лучше был. Ковер подарила. Ну что за подарок единственной дочке? Понятно, у нее проблемы, проверки какие-то, суда боится. Так не воровала бы, раз боится.
Занавески эти дешевые, а все лучше на них смотреть, чем на улицу. Краны, грязь, все стройками огорожено, деревьев нет. На Свободе как уютно было, тополь прямо в окна заглядывал. На закате тени от листвы по всей комнате танцуют. Тихо, спокойно. Нет, надо было сначала в хрущевку переехать, а теперь – в этот скворечник.
Тюрьма какая-то. Поболтать даже не с кем. Только с Веткой по телефону минуту. Она говорит, Леша в армию ушел. Как себя ни убеждай, а тоскливо без него. Игоря посадили, говорят, он платину украл. Ринату ногу порезали. Ничего хорошего, конечно, но хоть не скучно. А у нее разве жизнь?
Тошнота успокоилась, раздражение прошло. Мир перестал казаться таким безнадежным. Июнь, июль, август, сентябрь, октябрь.
Ирка поднялась и сорвала листок с календаря. 29 ноября. Рожать в марте. На кого, интересно, будет похож? Она погладила живот и улыбнулась. Внутри пиналась новая жизнь.
Послесловие
1. «Улица Свободы» основана на многочисленных воспоминаниях родственников, друзей, знакомых и просто случайных людей, охотно делившихся со мною рассказами. Большое спасибо всем, кто узнал, и тем, кто, к сожалению, уже никогда не сможет узнать в этой книге свои истории.
Недавнее прошлое у каждого свое. Поэтому «Улица Свободы» никоим образом не претендует на точное историческое описание Безымянки 1975 года.
Сюжет полностью вымышлен, за исключением некоторых мини-рассказов от первого лица, присутствующих в каждой главе. Например, «кинематографичная» история поимки маньяка «Ночная тварь», рассказанная подсадным милиционером во второй главе, является официальной версией событий. Фронтовой рассказ деда основан на воспоминаниях участников Харьковской операции 1942 года. Падение болванки на ногу или свидетельство ядерных испытаний под Тоцком – истории хорошо знакомых мне людей. Они правдивы – насколько может быть правдива память.
2. Фураги – уникальная куйбышевская субкультура. Появились они в шестидесятые, как осознанное движение оформились к концу десятилетия, достигли своего расцвета к середине семидесятых и практически исчезли к середине восьмидесятых. Движение, зародившееся на рабочих окраинах, распространилось на большую часть Куйбышева и соседние города.
