– Вы не по адресу пришли. – Блондин впервые отвел от них глаза и посмотрел вниз на свою авоську, где лежало подтаявшее мороженое в вафельных стаканчиках, завернутое в бумагу. Потом оттеснил фураг и вставил ключ в замок.
– Очень ценную вещь, – хрипло выдавил Игорь, и дверь перед ним захлопнулась.
Леха нервно рассмеялся, а Цыганков осел на ступеньки. В полной тишине прошла минута, Королев потянулся в карман за папиросами, но тут дверь открылась.
– Он вас примет.
В коридоре блондин неожиданно присел и быстрыми движениями ладоней обыскал их от носков до подмышек. Квартира была большая, но вполне обычная. Лампочка без плафона, старое трюмо с потускневшим от времени зеркалом. Фураги висли на доске с гвоздями, заменявшей вешалку.
– Разувайтесь и направо.
Без тапочек ноги чувствовали, что пол давно не обновлялся и краска пошла трещинами. Они вошли в просторный зал с балконом. Внутри было темно. Окна выходили на солнечную сторону и были закрыты пищевой фольгой. В углу стоял выключенный черно-белый телевизор на ножках. Пахло старостью и сердечными каплями.
Блондин прошел мимо друзей и поставил на низкий столик блюдечко с воткнутой в вафельный стаканчик чайной ложкой. За ним из кресла протянулся маленький старичок в белой майке на лямках, тренировочных штанах и теплых тапочках. Он повернул голову и быстро посмотрел на посетителей черными глазами, увеличенными огромными очками. На черепе у него остался только белый пушок.
– Игорь и Алексей, – доставая мороженое ложкой из стаканчика, бесцветным голосом констатировал Берензон, потом пристально посмотрел на удивленных фураг и усмехнулся: – Зря вы треху потратили, я вам, дуракам, и так ваше будущее предскажу. Что украли? С чем пришли?
– Платина, – тихо сказал Игорь.
– Ого! – делано удивился старичок и обратился к блондину, стоявшему за спиной друзей: – Ты слышал, Ваня, чем молодежь теперь торгует? Сколько платины?
– Два с половиной килограмма, пять слитков по полкило.
Леха хотел возразить, но старичок положил ложечку на тарелку, поставил на стол и откинулся в кресле.
– Еще принести, Давид Исаакович? – спросил Иван, но Берензон только махнул рукой.
– Сколько просите?
– Десять тысяч, – сказал Игорь.
– Ваня, когда ты в первый раз мороженое попробовал?
– Я не помню, Давид Исаакович, – пробасил блондин.
– А я помню: в сорок девятом году, тебе семь тогда было. Ох и рад ты был! А вы когда попробовали? Тоже не помните. Тысячу даю за ваши слитки. От них след до вас от самого завода тянется.
– Семь, – прохрипел Игорь и откашлялся.
– Три, молодой человек, и только потому, что я стал стар, мне много уже не надо, а если не согласны, то вот вам обещанное предсказание: скоро у вас, кроме меня, найдется покупатель и с радостью согласится на десять тысяч и на двадцать. Вы обрадуетесь ему, и вас тут же заметут менты.
– Почему?
– Потому что покупатель будет ссученный.
– Пять с половиной, – после паузы сказал Игорь. – За меньше мы не можем.
– Ой, размяк я, Ваня, растаял, как мороженое. – Все это Берензон произносил ровным бесцветным голосом, глядя на блюдечко, где действительно образовалась молочная лужица. – Пришли изгаляться над стариком. Пять. Пять ровно. По тысяче за слиток. Уговорили.
– Когда принести?
– Когда вы ее украли?
– В марте.
– В самом конце, – уточнил Леха.
– Вас подозревали? – Королев и Цыганков одновременно кивнули. – Надо еще немного подождать. Скорее всего, вас, дураков, пасут. Надежней вам совсем из города на время уехать, но это как сами решите.
Берензон впал в задумчивость, снял очки и захлопал близорукими глазами.
– Ваня, чего ты боишься?
– Спиться, Давид Исаакович, – равнодушно ответил блондин.
– Правильно, Ваня. Бояться надо. Вот ты, – Берензон указал пальцем в сторону Игоря, – я смотрю, не очень боишься, а вот друг твой волнуется, и это хорошо. Страх, он помогает. Вот Ванин папа был бесстрашный мужик, ничего не боялся. Здоровый, как бык, и замерз пьяным в сугробе. Я вот маленький, тощий, всего пугаюсь – и жив до сих пор. Не понимаете, о чем я говорю? Вижу, что не понимаете, потом поймете. В общем, дорогу сюда забудьте, что были у меня, никогда не вспоминайте, никому не рассказывайте. Через месяц к тебе, Леша, придет Иван, он все расскажет, куда деньги, куда товар. Попробуете обмануть, – пожалеете, что в тюрьму не сели. Ну все, ступайте, проводи их, Ваня.
* * *
– Че так долго? Я всю жопу отсидел, пока ждал. Че как?
Ни Леха, ни Игорь ответить не могли, неосознанно стараясь уйти подальше от дома по улице Победы.
– Договорились вроде, – сказал Цыганков. – На пять тысяч.
– Че так мало?
– Тебя надо было послать торговаться. Ты ж у нас на рынке работаешь, – огрызнулся Игорь.
– Жуткий старик, – объяснил Леха. – Смотрит, как будто насквозь тебя видит. Я не понял, откуда он имена наши знает и про гадания.
– Гадалка ему сказала, че неясно? – выругался Игорь. – Если он и Верку-самогонщицу держит, он вообще все про нас знает. Отец язык за зубами держать не любит.
– Когда деньги-то будут? – озабоченно спросил Наташка.
– Хрен его знает, может, через месяц. Говорит, что, скорее всего, нас пасут, надо обождать.
– Кто? – удивился Ринат.
– Менты, – ответил Леха, и все трое подняли глаза на здание милиции слева от них. – Сказал, что, если другие будут покупку предлагать, чтоб не велись, это значит ссученный.
– Пугает просто. Не хочет товар выгодный упускать, – недоверчиво сказал Игорь. – Откуда он-то знает?
– Он много чего знает, – авторитетно заявил Ринат.
– Ты че так уверен?
Друзья дошли до сквера, начинался вечер. Не задумываясь, они сбавили шаг, прошли через калитку на улице Калинина. В дальнем углу продавали билеты в летний кинотеатр.
– Опять «Есения», – брезгливо сплюнул Игорь, конечно, угадав.
Они опустились на лавочку. Ринат сел перед ними на корточки и достал «Родопи».
– Я тогда маленький был, много чего не понимал из дядиных рассказов, да и не мне он их рассказывал. Я и сейчас не все знаю. Словом, у дяди была кличка Султан, и был он большим начальником в одном лагере, заведовал столовой, где кормили зэков, а этот Берензон вроде как сам был зэком, но все время крутился возле начальства, и умней его никого там не было. Был в том же лагере блатной барак, где сидели воры и прочие авторитеты, работать им по понятиям было западло, а вертухаи их боялись и никогда не трогали. Однажды Берензон заставил блатных работать. Наверное, под ружьем или как-то иначе их провел, и ворам это, конечно, не понравилось. Они задумали его жестоко убить, перерезав горло, так у них было по понятиям в этом лагере, дядя часто про это рассказывал. И тут этот Берензон такой, среди ночи у них прямо в бараке появляется и говорит, мол, извините, пацаны, был не прав, зла не держите и вот вам от меня бочка спирта за доставленные неудобства. Те поломались для вида, говорят, мол, в этот раз прощаем, но это последний, и тут же раздавили ее на радостях. А в бочке той был метиловый спирт. К утру весь барак в слепых мертвецах. Перетравились. Вот такой этот Берензон.
