– Это кажется мне лично, президент об этом меня не просил. Вы немного сгущаете краски, Вика. Не было никакого инструктажа на тему того, что должен сказать дочери президента майор Лавров, а что ему говорить ни в коем случае не следует. Был разговор, в котором маршал Тобольский обмолвился, что встречался с вами перед сражением и был удивлен тем неподдельным интересом, который его дочь проявила к предстоящей битве, ведь раньше она о войне с ним почти не говорила.
– Еще бы я не заинтересовалась этим сражением, если мой отец собирался лично возглавить флот! – с возмущением ответила Виктория.
Сигнал тревоги заорал в моем мозгу мартовским котом. Не склеивалась эта фраза Виктории с рассказом Тобольского, очень нехорошо не склеивалась.
– Вика, давайте прогуляемся, вы не против? На ходу лучше думается, а весна, пусть и ранняя, всегда поднимает настроение.
– Пойдемте, если хотите, – без особого энтузиазма ответила дочь Тоболского.
Мы вышли на липовую аллею и неторопливо двинулись к видневшемуся в паре сотен метров красивому пруду.
– Ваш муж офицер, Виктория?
– Да. Он контр-адмирал, служит в адмиралтействе.
– И он ничего не рассказывает вам о войне?
– Ну, почему же, рассказывает, даже больше, чем я бы хотела знать об этом. Может быть, поэтому я и не говорю на эту тему с отцом. А вы, Игорь, женаты?
– Пока нет.
– Но девушка-то у вас, надеюсь, есть, Майор? – улыбнулась Виктория, – что-то я не верю в то, что кандидаток не нашлось.
– Есть. Она тоже офицер-десантник, как и я. Мы даже вместе служим в департаменте минобороны по новой технике и вооружениям.
– О! Служебный роман, классика жанра. Это не мешает работе?
– Пока не мешало, а там посмотрим. Я бы, наверное, давно предложил ей официально оформить наши отношения, но… Виктория, а вам не бывает страшно, когда ваш муж уходит со своим кораблем в бой? Мне казалось, что все жены флотских офицеров знают о службе своих мужей чуть ли не больше, чем они сами.
– Мой муж не командует кораблем, Игорь, он служит в штабе флота, а штаб не принимает непосредственного участия в боях, так что такие переживания мне незнакомы.
– Но ведь ваш отец возглавил идущий в бой флот в битве за Грумбридж. Неужели и в этом случае вы не переживали, когда узнали о его решении?
Виктория наморщила лоб, как будто, что-то усиленно вспоминая, потом тряхнула головой и посмотрела на меня.
– Игорь, представляете, я не помню, как он мне об этом говорил. Вот вы спросили сейчас, и я попыталась вспомнить, что чувствовала, когда он сообщил мне об этом… и не могу.
Виктория выглядела удивленной и растерянной. Видимо, провалов в памяти она раньше за собой не замечала. Я молча шел рядом с дочерью президента и ждал ее реакции на совершенное ей только что открытие.
– Это именно то, из-за чего вы сейчас здесь, Игорь? – спросила, наконец, Вика.
– Вполне возможно.
– Что происходит, Игорь? Почему я не помню слов своего отца?
– Я тоже очень хочу это понять, Вика, но без вашей помощи ничего не выйдет, – как можно деликатнее ответил я.
– И что от меня требуется?
– К сожалению, я и сам пока этого не знаю. Давайте просто поговорим о вашем отце, я расскажу вам о бое за Грумбридж, а вы вспомните, если получится, конечно, какие события в вашей жизни всему этому предшествовали.
Линда появилась в жизни дочери президента вроде бы случайно. Познакомились, они на каком-то из приемов, регулярно устраиваемых благотворительным фондом, возглавляемым Викторией Тобольской-Ржевской. Сначала они с Линдой обменивались редкими сообщениями, потом встретились пару раз по незначительным делам фонда, а дальше их отношения довольно резво перешли сперва в приятельские, а после и в дружеские. Все, это не вызывало никаких особых вопросов, за исключением скорости, с которой произошли все эти превращения из незнакомых людей в хороших подруг.
Линда всегда восхищалась отцом Виктории. Она считала его образцом мужчины и лидера, ведущего за собой людей. Линда явно была бы рада, если бы Вика познакомила ее с президентом, но Виктория не торопилась делать это, руководствуясь каким-то инстинктивным чувством, в котором сама себе не до конца отдавала отчет.
Они с Линдой никогда не говорили о войне, если только разговор как-то не касался службы Викиного мужа, но утром того дня, когда состоялась последняя встреча Виктории с отцом перед его отлетом к Грумбриджу, они сидели в кафе бизнес-центра, где арендовал офис благотворительный фонд, и говорили именно о войне. Верее, не о самой войне, а о том, как неудачно последнее время руководят войсками и флотом генералы и адмиралы Федерации. Нормально Вика запомнила только начало разговора. Она еще успела удивиться, почему эта, такая чуждая для нее, тема вдруг так ее заинтересовала. Дальше Вика помнила разговор только урывками, но после долгих попыток восстановить в памяти события того дня не совсем уверенно сказала мне, что, похоже, знание о том, что папа возглавит флот, появилось у нее именно после этого утреннего разговора вместе с глубоким убеждением, что это единственно правильное решение.
– Игорь, вы явно знаете больше, чем говорите, – встревоженно сказала мне Виктория, – что все-таки случилось тогда? Неужели я как-то связана с тем, что папа чуть не погиб?
Я колебался, но не видел другого выхода, кроме как рассказать дочери Тобольского почти все, что знал сам. Заговор был на лицо, и тянуть с его раскрытием означало однозначно играть на руку его организаторам, а Виктория являлась, что называется, ключевым свидетелем.
– Вика, вы подверглись враждебному воздействию, это почти наверняка. Скорее всего, в вашем завтраке в то утро присутствовали сильные психотропные вещества сразу двух классов, снижающие критичность восприятия информации и усиливающие ваши природные способности к гипновнушению вместе с вашей собственной внушаемостью. Боюсь, вашему здоровью был нанесен серьезный вред. Вам срочно необходимо пройти обследование, чтобы исключить опасные последствия применения этой химии.
– Пожалуй, вы правы, – задумчиво согласилась Вика, – в последнее время я чувствую себя не слишком хорошо. Голова болеть начала, вялость иногда подступает, чего раньше я за собой не замечала, но списывала на переживания из-за этой истории с папой. А теперь получается, что это я толкнула его на неверное и опасное решение…
– Не вы, Виктория, точно не вы. Вас опоили психотропами и использовали в своих целях люди, которых нужно найти как можно быстрее, но президент очень беспокоится за вас, за ваше здоровье и психику, и не хочет, чтобы с вами работали следователи. И еще он очень боится, что вы решите, будто он в чем-то вас винит, хотя это совершенно не так.
– Глупости. Какими же вы, мужчины, все-таки иногда оказываетесь примитивными и толстокожими. Я никогда не поверю в то, что папа мог меня заподозрить в желании ему навредить. Я немедленно звоню отцу и лечу туда, куда он скажет. Если нужно, пусть меня допрашивают следователи или вводят мне в кровь нужные препараты, чтобы я все вспомнила и рассказала.
