— О… — произнес он.
— Еще она сказала, что у нее есть кое-кто на уме.
— Понимаю.
Элизабет пожала плечами:
— Я просто решила, что тебе надо об этом узнать. Уверена, Нана вызовет тебя поговорить через пару минут, а мне не хотелось, чтобы она надавила на больное место. Я подумала, лучше это сделаю я.
— Я это ценю.
Довольно долго Тибо молчал. В тишине Элизабет положила руку ему на колено:
— Что скажешь?
— У меня такое чувство, что в действительности выбора у меня нет.
— Нет, выбор есть. Нана не станет тебя заставлять.
— Пусть даже она и пообещала?
— Вероятно, она все поймет. В конце концов. — Она положила руку на сердце. — А когда ее разбитое сердце излечится, я не сомневаюсь, она даже тебя простит.
— А, — произнес он.
— И вероятнее всего, на ее здоровье это никак не отразится. Тем более если она испытает такое разочарование после инсульта. Уверена, это не прикует ее к постели или что-то вроде того.
Тибо еле заметно улыбнулся:
— Тебе не кажется, что ты переигрываешь? В глазах Элизабет появился озорной блеск.
— Возможно. Но вопрос в другом: ты согласишься это сделать?
— Полагаю, да.
— Хорошо. И знаешь, завтра тебе придется репетировать.
— Ладно.
— Репетиция может оказаться длинной. Пятничные репетиции всегда длятся долго. Они любят свою музыку, понимаешь?
— Прекрасно, — сказал он и вздохнул.
— Посмотри на это под таким углом: тебе не придется весь день работать под дождем.
— Прекрасно, — повторил он.
Она поцеловала его в щеку.
— Ты хороший человек. Я буду молча болеть за тебя со своей скамейки.
— Спасибо.
— Да, и когда придет Нана, не говори ей, что я обо всем тебе рассказала.
— Не скажу.
— И попытайся изобразить большую радость, чем сейчас. Лучше даже принять такой вид, будто ты польщен. Словно ты и вообразить не мог, что тебе когда-нибудь представится такая чудесная возможность.
— Нельзя просто сказать «да»?
— Нет. Нана захочет, чтобы ты пришел в восторг. Я уже говорила, как много это для нее значит.
— А, — снова произнес он. Он взял ее за руку: — Ты же понимаешь, что могла просто меня попросить. Не обязательно было давить на жалость.
— Я знаю, — ответила она. — Но так было намного веселее.
Словно по заранее отрепетированному сценарию, на веранду вышла Нана. Она быстро улыбнулась им обоим, потом подошла к перилам и повернулась к ним.
— Ты все еще играешь на пианино? — спросила Нана.
Тибо едва сдержался, чтобы не рассмеяться.
Тибо встретился с музыкальным руководителем на следующий день. И несмотря на первую неприязнь, возникшую у нее при виде джинсов, футболки и длинных волос Тибо, она вскоре поняла, что он не только умел играть, но и был вполне состоявшимся музыкантом. Размяв пальцы, он уже почти не ошибался, хотя следовало отметить, что выбранные произведения не отличались сложностью. После репетиции, когда появился пастор, Тибо попросили поприсутствовать на службе, чтобы он знал, чего ожидать.
Нана тем временем то и дело лучезарно улыбалась Тибо и болтала с подругами, объясняя, что Тибо работает в питомнике и встречается с Бет. Тибо периодически чувствовал, как женщины оглядывают его с неподдельным интересом и по большей части одобрением.
На пути к выходу Нана взяла его под руку.
— Ты вел себя лучше, чем утка на вертеле, — заявила она.
— Спасибо, — озадаченно произнес он.
— Как ты смотришь на небольшую поездку?
— Куда?
— В Уилмингтон. Если отправимся сейчас, то, думаю, когда мы вернемся, ты как раз успеешь сводить Бет на ужин. А я присмотрю за Беном.
— И что мне нужно купить?
— Неформальный пиджак и хлопчатобумажные штаны. И более парадную рубашку. Я не возражаю, когда ты ходишь в джинсах, но если ты собираешься играть на пианино на воскресной службе, тебе надо приодеться.
— А… — произнес он, тут же догадавшись, что здесь у него нет выбора.
Тем вечером, ужиная в «Кантине» — единственном мексиканском ресторане в центре города, Элизабет устремила глаза на Тибо поверх своего стакана с «Маргаритой».
— Знаешь, ты пользуешься огромным успехом, — сказала она.
— У Наны?
— Она не перестает восхищаться, какой ты замечательный, и как вежливо ты вел себя с ее подругами, и как уважительно общался с пастором, когда он появился.
— Ты говоришь так, словно она думала, что я пещерный человек.
Она рассмеялась:
— Возможно, что и думала. Я слышала, ты был весь в грязи до вашего отъезда.
— Но я помылся и переоделся.
— Я знаю. Об этом она мне тоже сообщила.
— Интересно, о чем она забыла упомянуть?
— О том, что другие женщины в хоре потеряли голову.
— Она так и сказала?
— Нет, а этого и не требовалось. Это было написано у нее на лице. Они и правда потеряли голову. Не каждый день молодой и привлекательный незнакомец приходит в церковь и поражает их воображение игрой на пианино. Как они могли не сойти с ума?
— Полагаю, ты несколько преувеличиваешь.
— А я полагаю, — сказала она, постукивая пальцем по кромке стакана и пробуя соль, — что тебе еще многое предстоит узнать о жизни в маленьком южном городке. Это большая новость. Абигайль играла для них пятнадцать лет.
— Я не собираюсь занимать ее место. Это временно.
— Тем лучше. Тогда люди смогут разбиться на два лагеря. Они будут еще долгие годы об этом сплетничать.
— Вот чем здесь все занимаются?
— Именно, — подтвердила она. — И кстати, нет способа лучше, чтобы тебя приняли в местном обществе.
— Мне не нужно, чтобы меня принимал кто-то, кроме тебя.
— Ты всегда такой милый, — улыбнулась она. — Ладно, как насчет этого? Кит просто взбесится!
— Почему?
— Потому что он состоит в пастве нашей церкви. На самом деле Бен будет с ним, когда увидит тебя. Кит придет в ярость, когда поймет, как все благодарны тебе за помощь.
— Не уверен, что хотел бы злить его еще больше. Я и так беспокоюсь из-за того, что он может предпринять.
— Он ничего не предпримет. Я знаю, на что он способен.
— Я почему-то не так уверен, — осторожно произнес Тибо.
