Обоих пробудил порыв ветра. Капитан-лейтенант ощутил со стороны океана попутное движение воздуха и по давней морской привычке немедленно принял решение идти вперед. Инстинкт моряка не мог упустить благоприятного потока, поэтому он, не отдавая себе в том никакого отчета, расправил все свои внутренние паруса. Невельской сорвался с места и побежал вперед с пистолетом в напряженно вытянутой руке. Охвативший его в эти мгновения восторг переплелся с желанием жить и в то же время с желанием умереть прямо здесь и прямо сейчас — причем до такой степени тесно, что отделить одно от другого не представлялось возможным.
Тот же самый порыв, что подхватил и понес Невельского, вернул к жизни также и тень рядом с костром. Она встрепенулась, будто решала: спасаться ей бегством или встретить опасность лицом, после чего ветер наконец разорвал туман вокруг нее, и Невельской понял, что бежит с поднятым пистолетом к небольшому кусту. Растение подрагивало на ветру, туман становился все тоньше, языки пламени насмешливо прыгали над бревном, которое кто-то положил одним концом в костер, и оно уже хорошо прогорело.
Командир «Байкала», еще лихорадочно стискивая онемевшими пальцами рукоять черкесского пистолета, опустился на корточки и вытер тыльной стороной ладони мгновенно вспотевший лоб. Ночная прохлада нисколько не остужала. Рука его подрагивала, из груди вырывалось прерывистое дыхание. Пробежав всего несколько шагов, он все же успел задохнуться. Остывающий в нем восторг близкой смерти оставил по себе нелепую пустоту, и Невельской разочарованно засмеялся.
— Хорошо, хоть никто не видел, — вслух проговорил он, ничуть уже не заботясь о том, что его могут услышать.
Мысль об атаке на куст одновременно рассердила и развлекла его. Он редко попадал в глупое положение, поэтому сейчас до известной степени даже наслаждался тем, насколько оказался смешон.
Встревоженный ветром туман колыхался, поднимаясь слоями то здесь, то там над невидимым еще озером. В темноте начали проступать очертания других деревьев. Скоро наметилась граница между берегом и водой, и ландшафт стал постепенно возвращаться на свое место. Где-то на севере — там, куда отправился первый отряд «мастеровых», оживились ночные птицы. Радуясь, очевидно, избавлению от тумана, они стали перекликаться между собой, а через минуту-другую им ответили сородичи с другого конца озера. Невельской, дождавшись некоторого прояснения, решил двигаться дальше. Он больше не мог оставаться в бездействии, бросаясь на кусты и прочую чепуху.
Впрочем, решительность его ненадолго нашла себе применение. Направившись в ту сторону, куда ушел северный отряд, он почти сразу — буквально через минуту — наткнулся на распростертое в траве обезглавленное тело. Мертвец лежал вниз лицом, вернее, тем местом, где у него раньше находилось лицо, и как бы прикрывал отсутствующую голову руками. Из-за этой его позы Невельской не сразу понял, что головы на нем нет. Тело было нагим, и это, скорее всего, означало, что он наткнулся на несчастного плотника. Своего покойника беглые вряд ли стали бы раздевать. Если верить убежавшему от них мужику, все они были в гиляцких нарядах. Следовательно, гражданская одежда служила для них ценной добычей.
Замерев рядом с обезглавленным трупом, Невельской уже не обращал внимания на крики ночных птиц, долетавшие все чаще и все настойчивей со стороны северного берега. Когда ответный крик вдруг прозвучал прямо у него за спиной, он вздрогнул и обернулся. Кричала вовсе не птица, а один из тех «мастеровых», что ушли к югу. Вся эта группа неслышно приблизилась к моряку, застывшему над покойником, и, не обратив на него ни малейшего внимания, двинулась дальше — туда, откуда летели призывные звуки.
— Что это? — прерывистым шепотом спросил у Маляра Невельской, догоняя быстро идущий отряд.
— Сигнал, — ответил тот. — Безотлагательная встреча.
Невельской на ходу оглянулся, чтобы запомнить место, где осталось лежать тело.
— Надо бы забрать убиенного… Семья у него, наверное, в Петропавловске…
— Не сейчас, господин капитан-лейтенант, — ответил Маляр. — Не до того, право слово.
Прежде командир «Байкала» не разговаривал с Маляром, поэтому сейчас успел удивиться. Судя по интонации, выбору слов и даже по тембру голоса, ему отвечал человек хорошо воспитанный и, очевидно, не самого низкого происхождения. Одно то, что на судне все эти люди господина Семенова находились под видом мастеровых, незаметно сообщило им в глазах Невельского положение простолюдинов, чего в действительности могло и не быть. Стараясь не отстать от них теперь в темноте, он задумался на минуту об их добровольном отказе от своего настоящего и, вполне возможно, дворянского статуса, и собственное его отречение от блестящей роли при великом князе показалось ему не столь исключительным, как прежде.
Впрочем, он быстро оставил эти мысли. Сейчас его больше беспокоили погибший плотник и беглые каторжники, не найденные до сих пор. Птичий крик с каждым шагом становился все ближе. По мере продвижения к нему «мастеровые» ощутимо прибавляли ходу, и Невельскому скоро уже не хватало дыхания. Внезапно Жестянщик, возглавлявший отряд, остановился. Впереди, прямо по курсу, вспыхнула яркая точка. Она качнулась влево, потом вправо, и «мастеровые» пустились бегом.
— Что происходит? — выдохнул Невельской, стараясь не отставать от Маляра.
— Опасность ликвидирована. Допустимо свободное перемещение.
— Как ликвидирована?!
Подбежав к неглубокой ложбине, они обнаружили северный отряд. Скорняк с факелом в руке стоял, склонившись над кучей какого-то тряпья. Все остальные расположились на покатом склоне. Одни сидели, другие лежали, и по расслабленному их виду можно было сразу сказать, что работа их кончена.
— Доложите! — потребовал Невельской, спускаясь ближе к огню. — Почему оставили поиск? И почему жжете факел? Беглые ведь могут заметить.
— Сомневаюсь, господин капитан-лейтенант. — Скорняк опустил свой факел пониже, и командир «Байкала» понял, что смотрит отнюдь не на кучу тряпья.
У его ног в полном беспорядке лежало то, что недавно было людьми. Вернее, то, что осталось от них. Какая-то невероятная сила не просто убила этих несчастных — она сокрушила их подобно внезапному цунами, искромсала, разметала, растерзала на части. Лицо одного из погибших смотрело в небо, тогда как сам он лежал ничком. На щеках и на лбу в свете факела отчетливо читались крупные буквы «К», «А» и «Т». Сомнений быть не могло: здесь нашли свою смерть беглые каторжники. Обрывки гиляцкой одежды на их трупах подтверждали слова сбежавшего от них ранее плотника.
— Я же просил не убивать! — выпрямился Невельской, задохнувшись от гнева. — Они нужны мне!
Вся эта ночь, тревоги, беготня в тумане до такой степени вымотали его, что он уже не мог больше сдерживаться. Его захлестнула ярость. Все предпринятое им для поимки хотя бы одного проводника оказалось напрасным. Невельской стиснул рукоять пистолета и готов был сам застрелить кого угодно, но в этот момент его одолел жесточайший приступ нервного кашля. Целую минуту он сипел, задыхался, жадно втягивал в перерывах воздух, пытаясь что-то сказать, но снова заходился в тяжелом кашле. Тело его беспомощно сотрясалось, мир вокруг расплывался от слез, и все, что он мог видеть, — это лишь блики от факела на мутных лицах «мастеровых», которые молча и неподвижно смотрели на него. Темные провалы вместо глазниц делали их похожими на неведомых ночных демонов. Оружие в их руках тускло поблескивало. То один, то другой временами пропадал из виду по прихоти трепетавшего на ветру пламени, а затем снова выныривал из тьмы, словно вел какую-то непонятную и зловещую игру.
