— Это каким же образом? — прервал долгое и тяжелое свое молчание Казакевич.
— Самым естественным! — заспешил Ухтомский. — Вы, как старший офицер, берете «Байкал» под свою команду, после чего мы отправляемся, как и было официально заявлено, в Охотск. Там сдаем судно, сушею возвращаемся в Петербург, получаем заслуженные награды и живем себе дальше долго и счастливо.
— А Геннадий Иванович?
Лицо юнкера при этом вопросе ни на секунду не выразило замешательства, как будто он ожидал его с первой минуты разговора.
— А Геннадия Ивановича вы своим приказом берете под арест. Измена и самоуправство являются достаточным основанием, чтобы…
Ухтомский не успел договорить. Казакевич сделал к нему решительный шаг, схватил его за шею и гулко стукнул головой о переборку. Затем он стукнул его еще раз, и еще, но очевидно, этого ему показалось недостаточно, и он, освободив одну руку, потянулся за лежавшим на столе молотком. Краткого момента передышки хватило несчастному юнкеру на то, чтобы вырваться из ослабевшей хватки старшего офицера и юркнуть в полуоткрытую дверь. Забыв про молоток, лейтенант бросился за своей жертвой.
5 глава
— Я понял тебя, Петр Васильевич, — остановил гневный поток слов командир «Байкала». — Помолчи минуту, пожалуйста.
Провинившиеся офицеры стояли перед Невельским навытяжку у него в каюте. С палубы и откуда-то снизу, из трюма, доносились глухие звуки тяжелой погрузочной работы. Время от времени там что-то с уханьем падало, после чего долетали то команды, то брань. Кот Марсик сидел на капитанской койке и таращил свой единственный глаз на беспокойных людей.
— Дай мне подумать, Петр Васильевич, — сказал Невельской.
Слушая своего старшего офицера, он вспоминал назойливое поведение господина Семенова перед самым выходом из Кронштадта. Вездесущий помощник Льва Алексеевича Перовского без конца суетился, каждый день как на службу являясь на борт корабля, и уверял командира «Байкала», что в экипаже — и непременно в среде офицеров — должен быть человек Нессельроде.
— Да зачем? — сердился на него Невельской по причине постоянного и ненужного, как он был уверен, отвлечения от важнейших дел.
— Как зачем? — удивлялся в ответ господин Семенов. — Чтобы знать, во-первых, о ваших действиях и препятствовать им, во-вторых, сколько будет возможно.
Из того, о чем сбивчиво и яростно рассказал теперь Казакевич, следовало, что господин Семенов, не ошибался. Он и «мастеровых» своих привел на транспорт во многом по причине возможного противодействия этому скрытому до поры до времени инструменту графа Нессельроде. Во время стоянки в Англии, правда, именно с ними произошел конфуз, позволивший Невельскому считать, одного из «мастеровых» тем самым враждебным инструментом. Отпущенные с борта «Байкала» на прогулку в Лондон, они потеряли там своего товарища по фамилии Яковлев. Зайдя на минуту в какую-то лавку, он не показался оттуда ни через минуту, ни через две. Хозяин лавки объяснил его спутникам, что странный русский молча прошел мимо него к задней двери и без каких бы то ни было объяснений вышел на улицу через нее. «Мастеровые» тогда хотели выследить предателя, с каковой целью просили Невельского задержать выход в море, однако он им решительно отказал. Каждый день в этом походе ценность имел чрезвычайную, а уж коли Яковлев и был предатель, то, покинув «Байкал», он более не составлял для него угрозы.
Сам господин Семенов изначально склонялся к мысли, что подсадным человеком на судне является штурман Халезов. Кандидатуру его предложили в Российско-Американской компании, которой он служил верой и правдой уже много лет, и одного этого с лихвой хватило на дружный рой подозрений по его адресу. Все они, впрочем, испарились после исчезновения «мастерового» Яковлева в Лондоне, а искусный проход через два океана неведомым никому дотоле маршрутом, кардинально ускорившим прибытие «Байкала» на Камчатку, и вовсе делал из Александра Антоновича едва ли не главного героя всего предприятия на текущий момент. Выходило, что господин Семенов мог все-таки порой ошибаться, и доказательство этому стояло теперь навытяжку перед Невельским.
Однако же вид у юнкера при всем произошедшем и только что изложенном старшим офицером вовсе не соответствовал настроению уличенного на месте преступника. Он безмятежно, открыто и честно смотрел в глаза командиру и, казалось, даже радовался возможности более ничего не скрывать. От немедленной расправы над ним удерживало Невельского еще и то, что на борту Ухтомский появился после прямой просьбы вице-адмирала Литке, которому командир «Байкала», нисколько не сомневаясь, доверился бы самоей своей жизнью.
— Чем имеете оправдаться, господин юнкер? — произнес наконец Невельской, решив дать Ухтомскому хотя бы призрачный шанс.
— Вот этим, господин капитан-лейтенант! — четко, словно только и ждал к тому приглашения, отрапортовал князь, вынимая из кармана свернутый вчетверо лист бумаги.
— Этим? А что это, позвольте спросить?
— Письмо, ваше высокоблагородие!
— Что за письмо? Кому адресовано?
Невельской все еще не брал из рук юнкера лист бумаги, безотчетно полагая какой-то подвох.
— Вам, господин капитан-лейтенант.
Командир «Байкала» секунду помедлил, затем неожиданно резко выдернул письмо из протянутой руки и развернул его.
«Дорогой Геннадий Иванович, рад встрече с Вами на таком удалении, пускай даже и заочной…»
Невельской поднял вопросительный взгляд на Ухтомского, ожидая пояснений касательно отправителя письма, но юнкер все так же безмятежно смотрел на него и молчал.
«…Ежели Вы читаете сейчас эти строки, то значит, мое доверенное лицо, коим является князь Ухтомский, сочло необходимым раскрыть свое инкогнито. Уверяю Вас, Геннадий Иванович, в полной его лояльности нашему общему делу и прошу всемерного содействия. Засим остаюсь преданным Вашим слугой и почитателем,
Искренне Ваш господин Семенов»
— Так, значит, вы не адмиралом Литке присланы к нам на транспорт?
— Ни в коем случае, — с улыбкой отвечал Невельскому князь. — Его высокопревосходительство, обратившись к вам, исполнил просьбу графа Льва Алексеевича.
— Отчего же меня не предупредили?
Ухтомский развел руками и ничего не сказал.
— То есть не доверяют, — подытожил его молчание командир. — Транспорт доверили, команду доверили, но наблюдателя все-таки подсадили.
— Напрасно вы это, Геннадий Иванович. Лучше вас никто с подобным переходом не справился бы. Разумеется, вам доверяют. И если имелись какие-то посторонние мысли, то уж во всяком случае не на ваш счет.
— На чей же тогда? — живо заинтересовался молчавший до сего момента старший офицер.
— И не на ваш, Петр Васильевич, — заверил его Ухтомский. — К вам я пришел не за тем, чтобы именно вас искушать, а с целью разведать общие настроения в среде офицеров накануне ответственных событий. Вчера всем была открыта подлинная цель нашего плавания, и кому как не первому помощнику командира было бы знать о неприемлемой червоточине, буде таковая существует в офицерском сообществе.
