— Ну что? — сказал через десять минут господин Семенов, подходя к Невельскому, который стоял у большого как вход в пещеру камина. — На кого указал барон?
— Ни на кого, — ответил моряк. — Он просто ходит по зале и разговаривает с людьми.
— А с кем первым поговорил?
— Вон с тем господином, — Невельской указал на пожилого мужчину весьма невзрачной наружности.
— Неплохо, — господин Семенов кивнул, и на лице его промелькнуло выражение, какое бывает у выигравшего одной взяткой сразу крупную сумму, но не желающего при этом, чтобы остальные игроки придавали событию большое значение. — А не хотите ли чего-нибудь перекусить?
— Я бы не отказался.
Невельской ожидал, что после его ответа господин Семенов отдаст шнырявшей повсюду прислуге соответствующие распоряжения, однако тот продолжал наблюдать за невзрачным господином. Шевельнулся он, лишь когда заметил приближающуюся к ним даму, до этого схватившую его за рукав.
— Нет, я больше этого не вынесу, — пробормотал он и увлек Невельского прочь от камина, стараясь выйти из поля зрения вращавшей головой из стороны в сторону дамы. — Хорошего помаленьку.
— А кто она? — спросил моряк.
— Леди-патронесса. Их тут несколько штук, но именно эта отвечает за допуск новых гостей. Если бы не она и не ее маленькое ко мне благоволение, нас бы сюда на порог не пустили. Особенно в брюках.
— А мне показалось, что благоволение не такое уж маленькое, — усмехнулся Невельской. — Она ведь вас этак по-хозяйски давеча прихватила.
— Молоды вы еще, господин лейтенант, над женщинами насмехаться, — огрызнулся господин Семенов. — В лета ваши по отношению к дамам требуется одно лишь чистое восхищение.
— Я готов восхищаться, но теперь лучше бы чего-нибудь поел.
— А вот с этим, дорогой Геннадий Иванович, придется повременить.
Господин Семенов, как гончая на охоте, вытянулся в струнку, заметив, что невзрачный господин направляется к выходу.
— Нам этого джентльмена упустить никак нельзя.
11 глава
На улице они уселись в один из тех кэбов, что выстроились в длинную очередь вдоль здания ассамблеи. Господин Семенов велел кучеру следовать за экипажем невзрачного господина, а по дороге рассказал Невельскому о причинах этой погони. Мужчина, указанный шотландским бароном в «Олмак’се», был чиновником Британского министерства иностранных дел. Этой ночью, согласно сведениям, полученным господином Семеновым от его осведомителей в Портсмуте, он должен был встретиться с каким-то русским, и если этот русский окажется сотрудником Российско-Американской компании, то подозрения господина Семенова о контактах руководства компании с английскими шпионами могли подтвердиться.
— Сейчас мы его прижмем, — взволнованно говорил он, выглядывая постоянно из кэба. — Получим от него место встречи и явимся туда вместо него. Нагрянем будто снег на голову.
— А как мы его, позвольте узнать, «прижмем»?
— Послушайте, Геннадий Иванович, у вас ведь есть свои хитрости в этой вашей корабельной жизни, о которых вы не слишком распространяетесь?
— Есть, разумеется.
— Ну, и мне разрешите не обо всем ставить вас в известность. Хорошо?
Место, куда они приехали следом за невзрачным господином, заметно отличалось от пышной и залитой светом ассамблеи «Олмак’с». Тут было таинственно, полутемно, и все происходило как будто шепотом. Невельской и господин Семенов шли по анфиладе дурно освещенных комнат, в которых скорее угадывались, нежели просматривались какие-то люди. Вслед проходящим летели сдавленные смешки, неясное бормотание, вздохи и бесконечные шепотки. Это место служило для изящной лондонской публики следующей ступенью после предварительных мероприятий в «Олмак’с» — за тем исключением, разумеется, что здесь не решались вопросы заключения брака. Сюда приезжали те, для кого эти вопросы были давно решены и так же давно скучны.
— Вот это повезло так повезло! — воскликнул господин Семенов, когда экипаж невзрачного господина остановился рядом с двухэтажным особняком, расположенным в переулке неподалеку от улицы Хеймаркет
[62]. — Это же дом Люсиль Гран. Она нынче в большущей моде у них тут, в Лондоне.
Пока приехавший дипломат выбирался из своего экипажа, Невельскому было объяснено, что Люсиль Гран — известная балерина, что родом она из Дании, но танцует повсюду и несколько лет назад выступала с успехом в Санкт-Петербурге, однако была вынуждена покинуть Россию по причине травли со стороны русских танцовщиц.
— Наши сильфиды — они ведь чистый огонь, Геннадий Иванович. И потом, ну где на всех балерин великих князей напасешься? Своим бы хватило, куда тут еще датчанкам! — Господин Семенов превесело рассмеялся и потянул Невельского за рукав. — Идемте! Я заодно вас с ней познакомлю. Прелестнейшая особа.
— А вы разве знакомы?
— Обижаете! Кто же, по-вашему, сделал ее лондонской знаменитостью?! Да кабы не я, она партию Катарины-разбойницы ни за что бы не получила. Нет, Люсиль мне по гроб жизни теперь обязана. Об этой разбойнице вот уже три месяца только и разговоров по всей Европе. А танцевать, между прочим, должна была Карлотта Гризи. Но она, как всегда, с мужем повздорила, а он сейчас в Королевском театре здесь, на Хеймаркет, у них царь и бог. Вот в этот момент мы и предложили ему нашу беглянку.
Не уточнив, кого он имел в виду под этим «мы», господин Семенов спрыгнул с подножки кэба и зашагал к дому так энергично, как будто его ожидал там не только давно уже необходимый ужин, но и крайне желанный десерт.
Сама балерина, которую они обнаружили в единственной ярко освещенной во всем доме комнате, оказалась настолько красива, настолько тонка и воздушна, что Невельской по давней привычке, заведенной у него для встреч с подобными особами, немедленно опустил голову и постарался занять место подальше от роскошного канделябра — так меньше было заметно и, следовательно, являлось не столь оскорбительным для красивых людей его изрытое детской оспой лицо.
Пока он мирился с неловкостью, оставшись в комнате балерины и даже не пытаясь делать вид, что участвует в разговоре ее веселых друзей, господин Семенов «прижимал» дипломата, который, как ему заблаговременно поведала горничная, уединился «для важного разговора» с одной дамой, пожелавшей остаться инкогнито.
— Знаем мы эти важные разговоры, — сказал он перед уходом. — Сюда, на Хеймаркет, мужчины со всего Лондона вот уже лет сто, если не больше, только за этими разговорами и съезжаются. И всё говорят-говорят, никак не наговорятся.