Невельской не сразу уловил, как это может быть выгодно Российско-Американской компании, но господин Семенов уже без обиняков пояснил, что в отсутствие надлежащих государственных органов и подотчетной правительству администрации Компания может осуществлять все свои действия в тех местах таким образом, как только ей заблагорассудится.
— Они ведь в прошлом году свою факторию на три сотни верст к югу перенесли. Был порт Компании в Охотске, а теперь — в Аяне. Улавливаете, для чего?
— Нет.
— Вот и в Петербурге не все уловили. А вы представьте себе карту. Это ведь не просто на три сотни верст южнее. Это на триста верст ближе к Китаю.
— И как это может служить выгоде Компании? — заинтересовался Невельской, поворачиваясь уже всем телом от окна к своему собеседнику.
— А вы поставьте себя на место начальника Охотской фактории. Пушнины из Америки идет на многие миллионы рублей. При этом контроля со стороны государства почти никакого. Известное дело: вы отправляете в Иркутск и далее — в Россию столько, сколько примерно от вас ждут. Но кто вас может проверить? И почему бы не построиться как-нибудь так невзначай подальше в тайге двум-трем лишним амбарам? Кто о них узнает, если ни одного чиновника, ни одного полицейского, ни одного жандарма поблизости нет. А есть лишь сотрудники вашей Компании. Подумайте: зачем вам в таком Эдеме государство российское под боком? И не сделаете ли вы все, что от вас зависит, только бы и дальше положение дел оставалось таким же? Не придумаете ли какие-нибудь каменные столбы на границе с Китаем? Даже если на самом деле границы никакой там и нет.
— Погодите, а перенос фактории какой цели при этом мог послужить? Вы так и не объяснили.
— А сами вы не догадываетесь, Геннадий Иванович? Пушнина в Китай официально идет у нас исключительно через Кяхтинскую торговлю
[54]. Но всем китайским купцам русских соболей там не хватает. Они ведь чуть не дерутся за них в этой Кяхте, когда из России приходит обоз. Прямо за бороды друг дружку таскают. А тут, глядь — фактория, куда этих соболей со всей Русской Америки свозят, сама вдруг на триста верст ближе к Китаю подвинулась. Перепрыгнула! Ну разве не чудо? Разве не прелесть для маньчжурских-то несунов? И надзору при этом со стороны государства практически никакого. Эдем, Геннадий Иванович, чистый Эдем!
Господин Семенов буквально сиял от счастья и потирал руки с таким видом, словно одним этим своим рассказом он сам приобщался к описываемой райской жизни. То и дело поминая графа Нессельроде и светлейшего князя Александра Ивановича Чернышева, который возглавлял военное министерство и, судя по всему, поддерживал канцлера и министра иностранных дел в любых начинаниях, господин Семенов изъявлял открытое, но слегка язвительное восхищение этим союзом. Именно Карл Васильевич Нессельроде, сочетавший в одном лице фигуру главного дипломата и канцлера Российской империи, благоволил по какой-то причине Российско-Американской компании, создавая для нее на государственном уровне режим наибольшего благоприятствования. Господин Семенов, разумеется, не входил в подробности касательно той части, до которой простирались персональные интересы графа в этой вполне очевидной протекции, однако прямо уверял Невельского, что все издержки, понесенные Компанией по нынешней экспедиции поручика Гаврилова к устью Амура, оплачены будут непременно из бюджета Министерства иностранных дел.
— Вот попомните мое слово! На эту липовую затею Компания не потратит ни гроша. Донесут Государю, что Амур в устье несудоходен, да еще выставят за это немалый счет. А все для чего? Чтобы император счел продвижение в этот край нецелесообразным. Уж слишком много внимания нынче отдаленному востоку общество стало уделять. Вот и переполошились компанейские господа. Не желают к себе никого. Вид просто сделали, что откликнулись на всеобщее одушевление.
Одной из причин происходящего господин Семенов считал смену руководства. Компанию, созданную некогда русскими купцами, возглавляли теперь исключительно выходцы из лютеранских семей. Даже в том, что директор Компании Фердинанд Петрович Врангель выдал свою племянницу замуж за морского офицера мало-российского происхождения, подозрительный господин Семенов был склонен усматривать лишь слабую и неубедительную попытку замаскироваться.
— Шесть лет назад этот Завойко на ней женился, в том же году перешел на службу в Компанию и сразу получил под свое начало Охотскую факторию. Неплохо для лейтенанта? До этого события карьера у него — ни шатко ни валко, а после женитьбы — прямо как на дрожжах. А вот теперь попробуйте угадать: кто предложил перенести факторию поближе к Китаю?
Господин Семенов улыбался так безмятежно и так счастливо, как умеет улыбаться только дитя.
— Ну? Сдаетесь, Геннадий Иванович?! А вот именно Завойко и предложил. И не просто предложил, но сам и исполнил.
Казалось, эти совпадения доставляют господину Семенову настоящую радость. Впрочем, скорее всего, это был тот энтузиазм, который охватывает засидевшегося вечерком за картами человека, когда он уже и носом клюет, и свечи совсем оплыли, но вдруг пасьянс у него все же начинает сходиться, а на пасьянс этот загадано было всего немало.
Поезд подходил к лондонскому вокзалу, однако господин Семенов не унимался. Он продолжал свою явно пристрастную лекцию, указывая на возможные контакты чиновников Российско-Американской компании с британскими эмиссарами, на многочисленную европейскую родню лютеран из правления и, главное, на то, что в свете вероятного конфликта с Англией нельзя исключать прямого предательства.
— Для чего, по-вашему, внедряются слухи о китайской силе? — настойчиво спрашивал он, усаживаясь рядом с Невельским в тесном экипаже.
— Какие слухи?
— Да Бог с вами! Неужели до вас не доходили?
Невельской вместо ответа пожал плечами и выглянул из окна. Несмотря на то равнодушие, с каким он обычно относился к плодам и соблазнам городской цивилизации, Лондон был ему интересен, и сейчас он не хотел упускать возможности снова увидеть этот необычный, как будто занесенный сюда из будущего, мощный и в то же время причудливый город. Однако спутник его уже устремился мыслями к новому предмету, беспокоившему его, судя по всему, ничуть не меньше, нежели все, изложенное им в поезде, и Невельскому пришлось вытерпеть рассказ о мифическом флоте империи Цин, который был якобы замечен у берегов Татарского залива, а также о неприступной китайской крепости, едва ли не в одну ночь возникшей в тех же местах. Слухи об этой силе просочились из китайской столицы, причем доставлены к русскому политическому столу они были через православного священника, исполнявшего там свою нелегкую миссию.
— И ни одна ведь живая душа не задумалась, откуда у него эти сведения! — хватал Невельского за рукав господин Семенов. — А я вам скажу откуда! Либо от англичан, либо прямиком из Российско-Американской Компании. Потому как еще древние римляне говорили: «Cui prodest». А сие у нас что означает? Ищи, кому выгодно! Римляне, я вам скажу, Геннадий Иванович, были не дураки! Изрядные не дураки они были, эти жители великого Рима!
