Кира понимала, что сейчас речь идет о чувствах ее друга. Знала, что он открывает перед ней душу. Но ничего не могла с собой поделать. Фыркнула сначала тихонько. Потом громче. И наконец разразилась неуместным приступом хохота.
– Прости… – выдавила она сквозь слезы.
– Ты чего? – Эрик был напрочь обескуражен.
– Я… Прости… Но… – она икнула и умоляюще подняла брови. – С чего ты решил, что у тебя тяжелая артиллерия?
Это было явным перебором. Она могла сколько угодно шутить про белорусские банкоматы, про его работу, манеру одеваться и водить машину. Но ни один мужчина не простит шуток над своей артиллерией.
– Вылезай, – мрачно сказал он, отстегнув ее ремень безопасности.
– Ну прости… Это само собой…
– Лучше иди, женщина.
– Но Эрик!.. Правда, прости! Пойдем, посидим, выпьем… – она потянулась к нему, заискивающе распахнув глаза.
– Я предупреждал.
Он взял ее лицо в руки, приблизился почти нос к носу. Смех застыл у нее в горле, дурашливое настроение испарилось. Никогда еще Эрик не смотрел на нее вот так. По-мужски. Серьезно.
– Я… – открыла она рот, но договорить ей Саакян не дал.
Он впился в ее губы с напором, со смесью страсти и обиды. Это был не тот офисный поцелуй, чтобы развлечь публику. Настоящий, резкий, пугающий. Он держал ее затылок, запустив пальцы в волосы и не давая отстраниться. Он будто клеймил ее, как несмышленого теленка. Ставил свою метку. Не давал – брал.
У Киры стали ватными ноги, безжизненно опустились руки. Она до этого самого момента не представляла, что внутри Эрика кроются такие эмоции. Ее потряхивало, на глазах выступили слезы. Не от боли или страха, а от новых, непонятных ей самой ощущений. Страшили не столько чувства, сколько их масштаб. Все разом обрушилось на нее: запахи, привкус горького шоколада, теплая сила его пальцев и губ. Она не знала, как долго длился этот поцелуй. Не сопротивлялась, но и не отвечала. Просто замерла, понимая: если сердце будет стучать еще хоть чуточку быстрее, ее отсюда заберут коронеры.
– Иди, – выдохнул он, прекратив терзать ее.
Губы распухли и как будто даже пульсировали. Она закусила нижнюю, не в силах справиться с дрожью.
– Ты что?… – вяло начала она.
– Иди домой.
И ей хватило чувства самосохранения, чтобы послушаться. Она честно старалась идти ровной походкой, не шатаясь, не сбиваясь с маршрута. И не оглядываясь. Народное вече у подъезда даже прекратило свои дебаты, вперив в одиночку из тридцать пятой квартиры свои жадные до пикантностей взгляды. Сегодня Кира как никогда чувствовала себя представителем древнейшей профессии после долгой рабочей смены. Она с трудом смогла кивнуть бабулькам и то, не в полной мере контролируя движения тела.
Чудом доползла до дома и ничком плюхнулась на кровать. Мир рушился. Работа, на которой она планировала трудиться до пенсии, подвисла на волоске. Эрик, которого она считала другом, вдруг вывалил на нее… И ведь правда, тяжелую артиллерию. По-другому не скажешь.
Будь ты проклят, Саакян! Возможно, она даже произнесла это вслух. Будь ты проклят, наглый, самоуверенный армянин! Зачем ты сделал это? Именно сейчас, когда она взялась ломать себе карьеру! Неужели нельзя было хоть что-то оставить незыблемым и вечным, как бюст Ленина в их нижегородском доме культуры? Как все это понимать?!
Кира ломанулась в ванную, умылась трижды. И горячей, и ледяной водой. И все равно до сих пор чувствовала его вкус. И что самое дикое во всей этой истории, этот вкус не был ей неприятен. Эрик словно вытянул из нее всю взлелеянную за долгие годы независимость. Оставил ни с чем. Одну на руинах. Что это было? Влюбленность? Желание? Месть? Вот ведь поганец, ему бы в покер играть с такой-то скрытностью! Как снег на голову!
И Кира разозлилась. Утвердилась в решении накатать самый феминистский из своих монологов. Уделать всех: Расулову с ее боязнью конкуренции. Эрика с его самомнением. Локоткова с его угрозами. Съемки были назначены на понедельник, а уж за четыре дня можно было добавить такой остроты в номер про гинеколога, что как бы кто не обрезался.
Запала хватило до двух часов ночи. Потом Кира залезла под одеяло, взяла к себе Линукса и уповая на его бессловесность, выплакала в его шкуру все свои обиды, начиная с того дня, как родители привезли из роддома младшего братика. Она не хотела быть слабой! Никогда не ныла и презирала любителей наматывать сопли на кулак. И ненавидела Эрика за то, что он откупорил ее, как теплое шампанское, и теперь наружу поперло то, что она вытаскивать не планировала.
Утром, опухшую и с больной головой, ее вытащил из кровати телефонный звонок. Надежда, что Саакян хочет извиниться, растаяла. Звонила Леночка, секретарша Локоткова. Требовала быть в десять часов в кабинете шефа.
Все нехорошие предчувствия оправдались, стоило Кире распахнуть дверь. Сан Сергеичу не надо было даже открывать рот, сам спертый офисный воздух шептал об увольнении.
– Мы предлагаем вам оформить заявление по собственному, – криво улыбнулся Локотков. – Учитывая ваш опыт работы… Хотелось бы расстаться полюбовно.
– И все из-за какой-то рекламы? – с горечью уточнила Кира.
Она бы не опустилась до просьбы оставить ее. Но никак не могла поверить, что вот так, по одному щелчку пальцев ее могут выгнать.
– Дело не в рекламе. – Локотков облизнул губы и зачем-то взглянул на часы. – Речь о лояльности. Если вы не участвуете в развитии компании, если не видите плюсов в ее росте, то о чем может идти речь? Для вас работа здесь – вторична. Вы ставите юмор выше «Айтиком». А нам нужны те, кто целиком включается в команду. Тот, кто станет частью ее успеха.
Опять какие-то агитки. Впору открывать секту «Свидетели Айтикома»! Корпоративная этика, команда… Они правда думают, что кто-то идет к ним работать не за деньги, а за любовь к бренду?
– Я не буду писать заявление, – на удивление ровным голосом произнесла Кира. – Оформляйте увольнение по обоюдному согласию.
Пусть делают что хотят, но они обязаны платить ей еще три месяца.
– Вы, конечно, можете настоять на своем, – Локотков поправил воротник, слишком туго обхватывающий третий подбородок. – Но вы же понимаете: в нашей сфере рекомендации решают все. Черный список разработчиков – и работы по специальности вам не видать. Неужели такие проблемы вам нужны?
Ногти Киры впились в ладонь, она с усилием сглотнула. Не от страха – от злости и омерзения.
– А если я напишу заявление? – уточнила она.
– Мы с руководством решили, что можем оплатить вам эти две недели по новой ставке. Но поскольку вы заняты в разработке нового приложения, конфликт интересов может сказаться на результате. Поэтому на этот срок вы можете только сесть на третью линию техподдержки.
– Я подумаю.
Ее подмывало надеть на Локоткова мусорную корзину и послать его с руководством куда подальше, но слишком дорого обошлись бы последствия. Сейчас, когда она планировала беременеть, даже если не от Саакяна и не в этом месяце, работа ей будет нужна. А компания «Айтиком» в сфере программного обеспечение имела вес. С ней считались. И отрицательный отзыв мог перечеркнуть все… Неужели все-таки придется писать заявление?… Хотела доказать, что не продается? Получила обратное.
