— Всех беспомощных барышень спас или еще остались? — поинтересовалась Уитли, когда Кэннон вернулся обратно, усадив девицу и ее пошатывающихся подруг в такси от «Убера». Тот развел руками в шуточном триумфе:
— Бармен, судя по его виду, вот-вот сляжет с насморком. Но нет. На сегодня мои подвиги закончились.
— Слава богу. Мне нужно лечь спать, чтобы завтра хорошо выглядеть, — зевнул Кип.
Мы забрались в «ягуар». Но сколько Уитли ни жала кнопки на панели управления, складная крыша упорно не желала подниматься. Вручную поднять ее тоже не удалось.
Кэннон вызвался сесть за руль, но Уитли уперлась. Полил дождь, да такой сильный, что воды в воздухе внезапно стало больше, чем самого воздуха. Тридцатипятиминутная дорога домой превратилась в настоящее испытание. Съежившись, мы жались друг к другу на заднем сиденье, пьяные, продрогшие до костей. В какой-то момент Марту вывернуло на ее же ноги. Мы все дрожали под стремным плащом БВО Берта, который Уитли откопала в багажнике. Уитли начала плакать из-за того, что не видит дороги. С трудом вписавшись в поворот, мы едва не врезались в едущий навстречу эвакуатор.
Шофер оглушительно засигналил. Уитли крутанула руль. Взвизгнули шины, все закричали, автомобиль потерял управление и вылетел в кювет. Кип с размаху ударился головой о спинку переднего сиденья. Уитли заглушила двигатель, разрыдалась и принялась орать на Кэннона: мол, это он во всем виноват — вечно ему нужно впечатлять посторонних девиц, лишь бы почесать свои детские комплексы, и из-за него мы едва не погибли. Сорвав с его головы бейсболку, она швырнула ее в темноту, потом выскочила из машины, крича, что пойдет искать того, кто подбросит ее до дому, и побежала в сторону леса. Я не могла отделаться от мысли, что ее истерика связана не только с дождем и с аварией, которой лишь чудом удалось избежать, но и с моим внезапным появлением.
Кэннон двинулся следом за ней и несколько минут спустя привел ее, плачущую, обратно. На Уитли была его толстовка. Очень аккуратно, точно пташку с подбитым крылом, он устроил ее на переднем сиденье, прошептав:
— Все будет хорошо, Крикс.
Остаток пути машину вел Кэннон.
Когда мы, все пятеро, ввалились в дом, до нитки промокшие и пьянющие, у меня впервые возникло ощущение нормальности всего происходящего. Все было как в старые добрые времена. Спасибо заклинившему верху от «ягуара». Как выяснилось, чтобы растопить лед, достаточно побывать на волосок от гибели. Пребывая в приподнятом настроении и стуча зубами, мы стянули с себя промокшую одежду и побросали в кучу. Гэндальф, поскуливая, стал кружить вокруг нее. Уитли скрылась наверху. Марта, на четвереньках стоя перед камином, стонала:
— Я не чувствую ног.
Кэннон сходил в винный погреб, вернулся с четырьмя бутылками дорогущего шотландского виски и принялся разливать его в бокалы для шампанского. Уитли притащила громадную охапку махровых банных халатов и бросила их на диван, точно гору трупов.
— Мне никогда в жизни не было так страшно, — хихикая, призналась она.
И тут в дверь позвонили.
Мы выпрямились и озадаченно переглянулись, мысленно пересчитывая друг друга. Все были на месте.
— Кто-нибудь, вызовите охотников за привидениями, — заплетающимся языком проговорила Марта.
— Пойду открою, — сказал Кэннон и, криво отсалютовав, скрылся в вестибюле.
Никто не проронил ни слова — все прислушивались. Но тишину нарушал лишь шум дождя, барабанившего по крыше.
Минуту спустя Кэннон вернулся:
— Какой-то чудной старикан. На вид ему лет двести.
— Это Алистер Тоттерс, — подала голос Марта.
— Кто? — раздраженно переспросил Кэннон.
— Злодей и путешественник во времени из «Темного дома у поворота», — промямлила Марта.
— Нет, нет, — жизнерадостно зашептал Кип. — Старый маразматик с Альцгеймером, который удрал из дома престарелых во время дня открытых дверей. Без лекарств. Они всегда сбегают без лекарств.
— Я приглашу его пропустить стаканчик? — со вздохом спросил Кэннон и озорно подмигнул.
— Нет, — прошипела Уитли. — Так начинаются все фильмы ужасов!
— Глава третья, — пробормотала Марта.
— Эй… — Кэннон наставил на Уитли палец. — Это невежливо. Я его позову…
— НЕТ!
И тут мы все наперегонки ринулись в вестибюль, чтобы посмотреть своими глазами, толкаясь и путаясь друг у друга под ногами, хихикая, потуже затягивая на ходу пояса халатов, а затем принялись по очереди заглядывать в глазок, сталкиваясь лбами. Я была уверена, что Кэннон решил нас разыграть и за дверью никого не окажется.
Но он стоял за дверью. Высокий старик с густой седой шевелюрой.
В темноте я не могла различить черт лица, но отметила, что нежданный гость одет в темный костюм с галстуком. Он с улыбкой подался вперед, будто увидел, что я смотрю на него в глазок.
Кэннон с поклоном открыл дверь:
— Добрый вечер, сэр. Чем можем вам служить?
Старик ответил не сразу. Он обвел нас взглядом, методично всматриваясь в каждого, и мне показалось, что он знает всех нас.
— Добрый вечер, — произнес он на удивление звучным голосом. — Могу я войти?
Никто не ответил ему — так странно и самоуверенно прозвучал этот вопрос. Я твердо решила, что он совсем не маразматик. Глаза — темно-зеленые, поблескивавшие в свете фонаря над дверью — были совершенно ясными.
— А, вы наш сосед, — сказала Уитли, подходя к Кэннону. — Если вы насчет яхты Берта, «Андьямо», то есть насчет того, что он бросил ее перед вашим причалом, то Берт просил передать, что у него какие-то проблемы с якорем и он уже договорился, чтобы ее отбуксировали на следующей неделе.
— Я не ваш сосед.
Он помолчал, выжидательно глядя на нас.
— Все-таки лучше, если я войду и все объясню.
— Говорите, что вам нужно, прямо здесь, — отрезал Кэннон.
Старик кивнул, явно не удивившись. И тут я отметила две странности.
Первая странность: он был очень похож на нашего музыкального руководителя из Дарроу, мистера Джошуа. На мгновение в моем затуманенном алкоголем мозгу промелькнула мысль, что это и в самом деле мистер Джошуа, просто за тот год, что я его не видела, с ним произошло нечто ужасное. Он пережил кошмарную трагедию и постарел на двадцать пять лет, волосы поседели, лицо покрылось сеткой морщин. И все же это был не мистер Джошуа. Тот был худощавым и румяным и по любому случаю заливался смехом. Этот же был костлявым, с ястребиным профилем, который ожидаешь увидеть на монетах иностранного государства или на бронзовом памятнике, стоящем в центре города. Его можно было бы принять за брата-близнеца мистера Джошуа, разлученного с ним при рождении и прожившего совершенно иную жизнь: тот воспитывал молодежь, этот же причинял страдания другим, что наложило на его внешность соответствующий отпечаток.
