Мы хотим знать все, — продолжала она, принимаясь жевать кончик. — Кто задумал это? Кто довел дело до конца? Куда вы с ним тайком ездили из кампуса? И почему ты смылась из города через наносекунду после того, как Джима нашли мертвым?
Вида молча смотрела на нее, разинув рот от изумления.
— Малышка, не оскорбляй наши умственные способности попытками все отрицать, — протянул Киплинг, взмахнув рукой. — Во-первых, Беатрис никогда не врет. Таких добрых и честных людей, как она, я не встречал. Ее подпольная кличка — Добрая Волшебница Севера. А во-вторых, наше терпение на исходе. Не знаю, в который раз мы проживаем этот самый день, известный под названием «пробуждение». И поэтому мы все немножко на взводе.
— И немножко против долгих разговоров, — добавил Кэннон.
— Прошу прощения? — вмешалась миссис Джошуа. — Что здесь происходит? Пол? Пол!
Мистер Джошуа, стоявший рядом с женой, казалось, застыл, не в силах ни двигаться, ни говорить, — как воробей, нерешительно зависший в воздухе над скамейкой в парке, рядом с которой только что обронили хлебные крошки.
— Ребята, да вы спятили, — произнесла Вида хрипло. — Я понятия не имею, о чем вы.
Уитли, улыбаясь, взяла со стола тарелку и легким движением пальцев метнула ее в воздух, как фрисби. Курица, кукуруза и рис разлетелись в разные стороны, а тарелка, промчавшись через комнату, врезалась в окно.
На какое-то время все ошарашенно застыли. Потом миссис Джошуа бросилась к придиванному столику и, схватив телефонную трубку, набрала 911:
— К нам в дом вломились!
— Скажи ей, чтобы положила трубку, — посоветовал Кэннон Виде, почесывая нос.
— Пришлите наряд полиции! Немедленно! В наш дом ворвались дети… подростки…
— Скажи ей, чтобы положила трубку, если не хочешь ближайшие десять лет щеголять в тюремной робе, — произнесла Уитли.
Вида с изумлением покосилась на нее.
— И принимать душ при зрителях, — добавил Кэннон, плюхаясь в кресло рядом с Уитли.
— Они измываются над нами. Это бывшие ученики моего мужа. Пожалуйста, приезжайте быстрее!
— Повесь трубку, мама, — обрела голос Вида.
— Терпеть не могу, когда девушки не заодно с другими девушками, — сказала Уитли. — Когда они без зазрения совести крутят с чужими парнями, будто так и надо. Это совершенно непростительно. И несовременно.
— Школа Дарроу…
— Я бы на твоем месте призвал свою питбулиху-мамочку к ноге, — заметил Кэннон.
— Мама! — рявкнула Вида.
Миссис Джошуа ее не слышала.
— Энтранс-драйв, пятьсот сорок пять. Пожалуйста, поскорее!
Вида вскочила на ноги, подбежала к матери, отпихнула ее в сторону,
вырвала у женщины телефонную трубку и швырнула в стену. Трубка угодила в небольшую картину с лисой, играющей на скрипке. Картина немедленно полетела на пол, и взгляду открылся яркий прямоугольник обоев, чуть припорошенных черной плесенью.
Все изумленно умолкли.
Вида глядела на нас широко раскрытыми глазами и пыталась отдышаться.
— Что ты натворила на этот раз? — осведомился у нее мистер Джошуа.
— Сколько вам можно повторять?! — прорычала Вида. — Мы были друзьями. Друзьями! И только. Он просто попросил меня подвезти его. Хотел, чтобы я помогла ему улизнуть из кампуса. Когда мы проезжали мимо Мозеса, он спрятался на заднем сиденье, под одеялом. Это все, ясно? Не понимаю, что тут такого. Вы все просто ненормальные.
— Мы тебе не верим, — заявил Кэннон.
— Это ваши проблемы.
— Куда ты возила Джима? — спросила Марта.
— Я уже сказала.
— Скажи еще раз! — рявкнула Уитли.
— Я не знаю! В какой-то торговый центр…
— В Ньюпорте?
— Да.
— Ты помнишь, где он был? Или хотя бы как назывался? — поинтересовалась Марта.
— Нет.
— Хоть что-нибудь ты можешь рассказать? — спросил Кэннон.
Вида пожала плечами:
— Какой-то дурацкий район. Вокруг куча долларовых магазинчиков. Зоомагазин. На парковке чувак в костюме цыпленка раздавал надувные сердечки.
— А зачем Джим отправился туда? — спросила Марта.
— Может, он хотел поесть жареной курицы и купить ручную игуану. Я-то почем знаю? — огрызнулась Вида.
— Были же у тебя хоть какие-то предположения, — сказала Уитли.
Вида раздраженно передернула плечами:
— Я подумала, что он мог поехать за травкой. На парковке толклись всякие подозрительные типы.
— В котором часу это было?
— В восемь вечера? В девять? — Вида вздохнула. — Я предложила подождать его и отвезти обратно в школу, но он сказал, что доберется сам. Это все, понятно вам? Я вообще не понимаю, что в этом такого, и не имею никакого отношения к его смерти. Серьезно.
На протяжении двадцати минут Вида, негодуя и фыркая, снова и снова повторяла одно и то же: тем вечером Джим попросил ее подвезти его, и только. Это все. Ничего больше. Между ними ничего не было. Кроме редкого, чисто дружеского общения. На этом она стояла как скала. Я была склонна верить Виде, но ее слова все равно ножом вонзались в мое сердце: ведь если даже она говорила правду и в их отношениях не было ни малейшего намека на романтику, это значило, что Джим предпочел довериться ей, а не мне, что он предпочел разбираться со своими проблемами у меня за спиной. А если он утаил от меня это, значит мог утаить что угодно.
— С трудом верится, что он попросил бы тебя подвезти его, если вы были просто друзьями, — заметила Уитли.
Вида метнула на нее сердитый взгляд:
— Я уже сказала. Мы общались. Время от времени. Он заглядывал ко мне в галерею и давал советы. Джим был натуральным гением. Он разбирался в куче вещей. Я рассказала ему о своих проблемах, ну, сами знаете, и через десять минут он дал мне отличный совет. А доктор Милтон Йескович, с его козлиной бородкой, длинными ногтями на больших пальцах и целой полкой книг под названием «Искусство любить себя», не смог толком ничего посоветовать за те шесть лет, что я к нему ходила.
Она покосилась на отца, который ответил ей непроницаемым взглядом. Все это время мистер и миссис Джошуа слушали дочь с таким видом, словно та говорила на каком-то странном диалекте и они понимали не больше трети сказанного.
— Джим постоянно твердил мне, что, пока я жива, моя жизнь не кончена и я должна взять ее в свои руки. Поэтому я и решила переехать в Чикаго. Я сказала, что меня пригласили интерном в лабораторию, и он велел мне ехать. Надо ловить момент. Даже если это меня пугает. Джим говорил, что, если ты видишь провал на дороге и тебе страшно до чертиков, нужно хорошенько разбежаться, оттолкнуться и перепрыгнуть через него. Он подбадривал меня. А я помогала ему. Он ужасно переживал из-за своего мюзикла. Ему хотелось добиться успеха. Чтобы мюзикл встал в один ряд с «Оклахомой!» и «Арендой»
[17]. Он жаждал славы. Больше всего ему хотелось войти в историю. И он вошел бы. Он показывал мне свой блокнот, там были совершенно чумовые стихи. Он был гением. — Вида покачала головой. — Ужасно, что с ним это случилось. Но такова жизнь. Все удивительные люди умирают слишком рано.
