Девять месяцев спустя мы, то есть Эней и я, проплыли вниз по течению реки и родились.
Глава 11
Когда я просыпаюсь, некоторые части меня мертвы. Пока я спала, руки попали мне под спину. Как будто всю ночь я плыла на спине, медленно двигая одной, потом другой рукой к невидимому месту назначения, пока не наступила усталость, и тогда я сдалась. Я всегда просыпаюсь с чувством чего-то незавершенного. И вот, проснувшись, я чувствую под собой комки — это мои руки, — и приходится корчиться, чтобы вернуть их к жизни. Затем и комната, и дом, да и наш округ тоже постепенно вновь собираются вокруг меня, Мама входит, говорит «Доброе утро, Рут», раздвигает шторы на окне в крыше и открывает его чуть-чуть, так что мы видим и ощущаем сегодняшний дождь.
Здесь у нас — Шекспир называет это Местом Внизу
[577], — дождь, льющийся с небес, не очень-то ласков. Если он и благословен, то лишь единожды, и уж никак не дважды. Можно с уверенностью сказать, что Дорогой Уильям и его чулки с подвязками никогда не были в пределах Графства Клэр.
— Как ты, доченька?
Мама садится на край кровати, похлопывает и разглаживает пуховое одеяло и подушки, пока говорит. Она ничего не может с собой поделать. Моя Мама никогда не останавливается. Она просто удивительная машина, которой каким-то образом удается управляться с Бабушкой, со мной и с домом, и Мама держит всех нас на плаву. Она на всех палубах одновременно, она член команды, котельный машинист, судовой казначей, Капитан. Моя Мама — чудо.
— Как ты себя чувствуешь?
Я не могу ответить. Вот в чем дело. Я не могу сказать ей, как я себя чувствую, потому что как только я начинаю думать «Как мне честно ответить на этот вопрос?», то теряю почву под ногами. Есть огромный, темный морской прилив, и я чувствую «O, Боже!», и я не могу. Просто не могу. Раньше я думала, что никто из тех, кто не был внутри моей жизни, не может понять этого. Но после того, как я прочитала всю Эмили Дикинсон, почти тысячу восемьсот стихотворений, я стала думать, что побывала внутри ее жизни таким образом, каким не смогла бы туда проникнуть, если бы жила по соседству и была знакома с Эмили. Я почти уверена, что вы, возможно, стали бы продавать билеты, чтобы люди увидели, какой взгляд бросит на вас Эмили, когда вы спросите ее:
— Как вы себя чувствуете сегодня, мисс Дикинсон?
Но я не хочу быть холодной, и причинить Маме боль я тоже не хочу, и еще не хочу углубляться в обсуждения, а потому говорю:
— Хорошо.
И Мама улыбается, но ее улыбка не похожа на улыбку, в ней то видны особенное терпение, и понимание, и печаль. Из кармана своего кардигана она достает желтые, синие и белые таблетки, дает их мне. Вода в стакане комнатной температуры, и за один глоток таблетки проскальзывают в меня, я даже не чувствую их вкус, что человека даже со слабым воображением приведет в замешательство. Ведь хочется, чтобы они были по вкусу хоть на что-нибудь похожи. Хочется, чтобы они были более существенными и значительными в каком-то смысле, хотя я не могу объяснить этого.
— А теперь, — говорит Мама, — очень скоро я принесу тебе кое-что.
— Ладно.
— Ладно.
Мгновение она не встает. В это мгновение безмолвие сидит между нами, и я знаю, что эта тишина и есть нерассказанная повесть нашей семьи. Кажется, будто морской туман поднялся над рекой Шаннон, проник в комнату и висит облаком — призрачным облаком со вкусом соли. Мама гладит мои ноги под пуховым одеялом. Всего два нежных прикосновения, а затем она поднимается и уходит.
С того момента, как в мир сей прибыли мы, то есть Эней и я, мы стали примечательными персонажами в драме нашего округа. Прежде всего, мы с трудом причалили к берегу живыми. Уж такова наша Мама, она проявила совершенно практический подход к беременности и не обращала внимания ни на напудренных дам у Майны Прендергаст, которые начинали свои рассказы словами «Мне не хотелось бы говорить, но», ни на тех, кто, как говорит Маргарет Кроу, устроили гадание на спарже
[578] и решили, что Мама была старше, чем в Фахе считается нормальным для рождения первого ребенка, а уж Папа для роли мужа и вовсе был Древним. То, что Мама выглядела весьма счастливой — а такое у ирландских католиков означает Неминуемую Погибель, — было еще одним предвестником. Весь округ ждал, когда начнутся Роды. Не то чтобы кто-то желал нам вреда; просто людям нравится, когда они оказываются правы. Им нравится, когда в Эпизоде Следующей Недели все происходит точно так, как они ожидали, но все равно удивляет их. Медсестра Доулинг приехала, измерила Маму и наклонилась, чтобы послушать нас и поприветствовать. В ответ мы тоже сказали Привет. Мы были совершенно вежливы. Только говорили мы одновременно, потому она и не расслышала, что нас двое. Все Великолепно, просто Великолепно, и после этого мы перестали внимать Грядущему Миру и пребывали в теплом плавании, что напоминает о существовании в виде морской водоросли.
План состоял в том, что мы должны родиться в больнице. Эннис, впрочем, был Понижен в Статусе. Однажды утром зловредная колбасная изжога скрутила Министра за его столом из красного дерева, и у него было прозрение относительно беременностей. Он решил, что никто не должен рождаться в отдаленных краях страны. Более того, превосходные ирландцы будут рождаться в Центрах Передового Опыта. В Графстве Клэр не было ни одного такого. Был один в Лимерике, который, впрочем, в то время был Центром Довольно Хорошим, но если вы жили в Килбахе или на полуострове Луп Хед, вам бы предстояла стомильная поездка по дорогам, которые Совет оставил на милость Атлантики, владеющей ими по праву и находящейся в процессе прибирания их себе. Однако для нашего долгожданного прибытия в повествование выбрали больницу в Лимерике, и Вергилий практиковался в вождении голубой «Кортины», чтобы нормально доставить роженицу. Он не хотел провалить это дело. У него было ощущение необъятности, будто с каждым дюймом увеличения Маминого живота чувство громадности росло вокруг его сердца, будто его жизнь достигла грани, и собирался произойти великий прыжок, и Папа должен был быть готов. Автомобиль у него уже был чистеньким, без единого пятнышка, ну почти безупречным, учитывая, что некоторые пятна на самом деле были дырками. Папа встал в саду на колени и выдернул все сорняки. Раздобыл новый гравий для пешеходной дорожки и разровнял его, затем разровнял еще раз, чтобы дорожка стала совсем гладкой. Вымыл окна в кухне, в спальне и в Комнате, потом заново вымыл кухонные. Он ходил вокруг дома, по выражению Томми Девлина, как корова ходит кругами перед рождением теленка. Папа побелил дом, известковые брызги попали на чистые окна, на руки, лицо и волосы, но не было времени отчищать их, потому что в этот момент раздался Мамин крик, и когда Папа вбежал в дверь, Мама уже сползла на пол перед камином, Бабушка поставила свою все еще курящуюся сигарету на конец, сдвинула чайник, чтобы его вскипятить, расстелила на полу два одеяла и три полотенца, чтобы Маме было мягче лежать на каменных плитах пола и чтобы Только Что Прибывшим мир сей не показался бы предназначенным для наказания.
