Али сел за руль «Рейндж Ровера», завелся двигатель, из салона донесся его ликующий крик.
– «Рейндж» на ходу! И бак почти полный.
– Ну и Аллаху акбар, – заключил Салахуддин, поднимая с земли МР5.
Через полчаса – бело-лунный «Рейндж Ровер» последней модели, принадлежавший ранее борцу с наркомафией подполковнику Ивушкину, вышел на московскую трассу и дал ходу. Они всего на две минуты разминулись с дежурной группой АТЦ-Москва
[14], которую успел вызвать уже укушенный офицер «Альфы».
Эти две минуты и решили судьбу всего мира. Потому что когда Бурко доложили, что зачистить дом Майснера не удалось, была стрельба в адрес ФСБ и группа зачистки полностью погибла – он решил, что ждать, пока умрет или ишак, или шах, смысла нет.
Надо, чтобы умерли все…
Россия, Москва
Второй день Катастрофы
Про систему обнала в Москве да и во всей России, мало кто знает. Точнее, мало кто знает правду. А кто знает, тот молчит. Во избежание.
Во всем мире ценится как раз безнал, наркомафиози хорошо платят за то, чтобы обменять грязный нал с улиц на чистый и легальный безнал. Пабло Эскобар деньги просто закапывал на черный день – до сих пор иногда находят. В бывшем Советском Союзе ценится нал, это еще с советских времен идет.
Мафия возникла, когда появились первые ЦНТТМ, и появилась возможность получать нал в банках – без лимитов. Потом когда Павлов начал обмен крупных купюр – в Грузии, Молдове, Прибалтике, – принимали любые суммы с дисконтом десять процентов.
Обнал – первородный грех российской банковской системы. Он вшит в ее генокод, потому что этим в свое время занимались все.
Игра в поддавки с государством.
Потом, когда начали зачищать рынок от живопырок, существующих ради одного, были придуманы новые схемы. Международные.
Янукович привез в Россию несколько миллиардов долларов налом – хватило ненадолго, система требовала куда более крупных сумм наличными.
Новая власть на Украине была повязана с обнальной мафией по рукам и ногам, отправляя в Россию нал целыми фурами.
В Молдове банки были так бедны и отсталы, что многие вели учет по старинке, без электронных программ. Через них было прокачано денег больше, чем бюджет Молдовы за несколько лет. Схема проста – делается решение молдавского суда по иску молдавской компании к российской, по нему из России выводится безнал. Дальше – он либо превращается в нал, либо идет на иностранные счета.
В Беларуси были разрешены казино, а границы между двумя странами не было. Нал с казино возили в Москву фурами и железнодорожными вагонами. Проплачены были все – с белорусской стороны до самого верха.
Дербанили через Казахстан. Через Таджикистан.
Через Прибалтику, наконец.
То, что по мелочовке собирается, – это так, самодеятельность. Их в случае чего и берут, и крутят по полной. Не трогают тех, у кого в собственности банки и целые хаты, доверху набитые баблом. Как хата одного полковника. Потому что все деньги – чьи-то, и за них найдут и наизнанку вывернут…
Бело-лунный «Рейндж Ровер» и неприметная бортовая «Газель», на которой была реклама доставки чистой воды, стояли в одном из проулков Москвы. Проулок был обычный, ничем не примечательный – с эклектичной архитектурой, грязненький…
– Здесь?
– Здесь, – ответил Ибрагим, часто облизывая губы.
– Сколько тут?
– По-разному бывает. Миллиард, полтора…
– Долларами?
– Рублями. Тут на доллары меняют, но их привозят.
– Смотри, – раздалось с заднего сидения – соврал, на куски порежем, не посмотрим, что нохчо…
Ибрагиму было сильно не по себе, хотя он и находился в окружении своих, нохчо. Просто он уже слишком вжился в московскую жизнь. Он привык жить в Москве, ходить по ее улицам, развлекаться так же, как москвичи, жить, как москвичи. И хоть он сам себе в этом не признавался, он считал своими только городских чеченцев, причем продвинутых. Тех же, кто в горах живет, он считал зверьем, хотя никогда бы в этом вслух не признался.
И теперь он был среди чужих.
– Бабки чьи?
– Не знаю. Тут фээсбэшники рулят.
– А МВД?
– Их нет.
– Еще кто?
– Налоговая, может быть. Без ее крыши…
– Э, брат, смотри… – раздалось с заднего сиденья…
Навстречу им ковылял человек… какой-то странный человек. Во-первых, он шел по проезжей части и его это ни разу не напрягало. Во-вторых, он был в рваной одежде и, кажется, раненый или это грязь была. Но его это ничуть не напрягало…
Он целенаправленно ковылял к машинам.
– Чо делать будем?
– Ждем…
Человек дошел до машин… он как-то странно ткнулся в нос «Рейнджа», как будто не видел машину. Ткнулся, постоял, как будто не зная, что делать, затем начал обходить… стекла были тонированные. Он прижался к стеклу, потом начал слабо колотить по нему рукой.
– Шайтан, чо это… – раздалось с заднего сиденья, – чо это за движения тут такие?
– Дуа читай, – сказал Салахуддин, – помнишь на память?
Салахуддин уже не боялся… он видел это. С заднего сиденья громко бубнили дуа.
– В Сирии не было так страшно?
– В Сирии такого не было, астауперулла…
[15]
– Ну, смотри…
Тонированное стекло «Рейнджа» бесшумно поползло вниз, Салахуддин обернулся с пистолетом. Глушитель ткнулся в оскаленную харю.
– Видишь? Он ствола не боится.
Нежить замычала и попыталась сунуть руку в салон.
– Э, брат, стреляй, да!
Пистолет хлопнул, и тварь повалилась у борта «Рейндж Ровера». Запахло порохом.
– Вот видите. В голову выстрелил – все, да?
– Астауперулла… это кара Аллаха.
– Мы правоверные. Нам не страшно.
Хозяева денег появились через час с небольшим. Припарковался банковский броневик «Фольксваген», за ним – КамАЗ, бронированный, росинкассовский. Третьим был «Крузер», из него вышли люди, у двоих – короткие автоматы. Салахуддин узнал одного.
– Ждите здесь. Этого давай сюда…
Их увидели… рассредоточились… впрочем, это немного значило. Из чеченцев, прилетевших в Москву, трое прошли Сирию в составе спецбатальона военной полиции, оружия у них было хоть попой кушай, и своего, и трофейного. Одного альфовского сколько взяли, две снайперские винтовки, МР5. Многие из чеченцев теперь так и держали при себе МР5 вторым оружием.
