Решение А.И. Неиенина на свой страх и риск объявить на кораблях об отречении Николая и о назначении нового главнокомандующего мало что изменило — матросы знали об этом. Следовательно, что-то изменить, исправить было уже слишком поздно.
Около 17 ч. М.К. Бахирев получил распоряжение из штаба флота огласить текст отречения. Он созвал третье за этот день совещание командиров судов бригады и объявил о приказе командующего флотом. В 17 ч. 20 мин. совещание окончилось, командиры разъехались по кораблям. Матросы бригады официально узнали обо всём не позднее, чем через 25 мин. после окончания совещания. По данным вахтенных журналов, на “Гангуте” это произошло в 17 ч.45 мин., на “Севастополе” — в 17 ч. 40 мин., на “Петропавловске” — в 17 ч. 30 мин.*553 Тот факт, что Д.И. Иванов, служивший на “Гангуте”, ни словом не обмолвился об этом, подтверждает, что команда и так всё знала. Об этом же косвенно свидетельствует и командир линкора “Андрей Первозванный” капитан I ранга Г.О. Гадд: “Через 2 дня [3 марта — Д.Б.] был получен акт государя императора и объявлен команде. Все эти известия она приняла спокойно”.*554 Стремительно изменившийся психологический климат точнее всего сумел передать С.С. Хесин, заметивший: “Всего лишь в течение нескольких часов на корабле образовались два лагеря: один — офицеры с подорванной моралью…, другой — матросы, утратившие дисциплину, едва лишь стало известно об отречении государя”.*555 Своеобразная самоподготовка, имеющая место перед всяким проявлением неповиновения, произошла именно в этот период.
За ней и последовал взрыв. Около 19 ч. началось восстание на “Императоре Павле I”. Практически сразу были убиты старший офицер линкора старший лейтенант В.А. Яновский, штурман лейтенант В.К. Ланге, лейтенант Н.Н. Савинский, мичмана М.Р. Шиманский и А.Г. Булич. Одновременно с “Андрея Первозванного” раздались выстрелы по начальнику бригады контр-адмиралу А.К. Небольсину, отправившемуся в штаб флота. Когда он попытался вернуться на корабль, то на сходне был застрелен. Следующей жертвой стал вахтенный офицер мичман А.Г. Бубнов. Офицеры на этом корабле оказались фактически заперты в кают-компании. Матросы тали стрелять через иллюминаторы, ранив мичмана Т.Т. Воробьёва.*556 В 19 ч. 10 мин. “Император Павел I” и “Андрей Первозванный” подняли красные боевые флаги, на обоих кораблях башни с орудиями главного калибра развернулись в сторону линкоров 1-й бригады. Вскоре подняла боевой флаг и “Слава”.*557 С берега тоже доносилась пулемётная и орудийная стрельба. Командиры дредноутов везде действовали практически одинаково: вместе с офицерами выходили на верхнюю палубу к команде и пытались её урезонивать. Командир “Гангута” капитан I ранга П.П. Палецкий пошёл ещё дальше, произнеся следующее: “Матросы! Вам известно, что император Николай II отрёкся от престола… Революция, о которой мечтал народ, свершилась. Разрешаю поднять боевой флаг и зажечь красные огни. Предлагаю разойтись поротно и приступить к выборам ротных и судовых комитетов, на которые возлагается наведение дисциплины и порядка на корабле. Имейте в виду, что это очень ответственное дело”.*558 Этим он “охладил революционный пыл команды и спас офицеров от ареста, а некоторых — от расправы”.*559 Команда разошлась на собрания, и возгласы об арестах и бунте больше не раздавались.
На “Петропавловске”, “Полтаве” и “Севастополе” ограничились уговорами “поберечься”. Ситуация там была гораздо напряжённее. Один за другим, словно возвещая о капитуляции начальствующего состава, зажглись красные клотиковые огни на мачтах линейных кораблей 1-й бригады. Сначала это сделал, как уже говорилось выше, “Гангут”, затем — “Севастополь”, далее “Полтава”. Дольше всех держался “Петропавловск”, где переговоры с командой вёл начальник бригады контр-адмирал М.К. Бахирев. Он, уступив команде, послал на линейные корабли 2-й бригады своего флаг-офицера лейтенанта В. Тимофеевского, чтобы тот узнал, в чём дело. Вернувшись, он сообщил, что команда “Славы” недовольна присутствием на корабле арестованных: бывшего финляндского генерал-губернатора Ф.А. Зейна и бывшего председателя финляндского сената тайного советника М М. Боровитинова, помещённых на “Славу” по приказанию А.И. Непенина 1 марта. Матросы “Славы” требовали удаления с корабля этих лиц, так как экипажи “Андрея” и “Павла” издевались над ними, называя её плавучей тюрьмой и требуя убить заключённых. В противном случае они угрожали открыть огонь по “Славе” и потопить её. Начальник 1-й бригады пытался использовать это обстоятельство и стал убеждать матросов с новой силой, что всё вот-вот окончится.*560
В это время с “Павла” стали сигналить на корабли 1-й бригады: “Расправляйтесь с неугодными офицерами, у нас офицеры арестованы”. Сигнал возымел своё действие. На “Петропавловске” сброшенным на них тяжёлым грузом были ранены в голову лейтенанты С.П. Славянский и Н.И. Римский-Корсаков.*561 Команда стала вести себя угрожающе. Подобным образом события развивались и на “Севастополе”, где лейтенант С.П. Ставицкий, вместе с матросами принял участие в разоружении сослуживцев.*562 На “Полтаве” матросы так же разоружили всех офицеров. Четверо оказавших сопротивление были заперты в своих каютах.*563 Убивать их, как эго было на “Андрее” и “Павле”, матросы не собирались.
По приказанию М.К. Бахирева о сигнале с “Павла” по телефону сообщили в штаб флота, на что командующий предложил действовать, по усмотрению. Это говорило, что инициатива командованием была упущена полностью. О крайней растерянности А.И. Непенина свидетельствует и его приказ, переданный на все корабли по телефону, выбрать от каждого корабля по два человека и направить к нему.*564 Тем самым командующий, по всей вероятности, собирался получить хоть какие-то сведения о положении дел на судах, наметить вместе с делегатами дальнейший план действий и через них попытаться снова как-то овладеть ситуацией. С этой же целью в Петроград была направлена юзограмма с просьбой о разговоре с кем-нибудь из министров Временного правительства, желательно с А.Ф. Керенским.*565
Около 21 ч. к “Петропавловску”, “Севастополю” и “Полтаве” стали подходить кучки матросов. На вопрос, кто они такие, отвечали, что они — депутаты с кораблей 2-й бригады, идущие по кораблям, “чтобы корабли не стреляли”.*566 Этот, удивительный на первый взгляд, ответ имел под собой серьёзные опасения матросов “Андрея”, “Павла” и “Славы”, как бы командующий флотом не привёл в исполнение своей угрозы утопить бунтарей, произнесённой им на “Гангуте” при вступлении в должность. Действительно, по воспоминаниям Б.П. Дудорова, А.И. Непенин, едва узнав о бунте на линейных кораблях 2-й бригады, приказал дать диспозицию флота на рейде. “Адмирал смотрел углы обстрела. Задумался и произнёс: “Нет, я русской крови не пролью””.*567 Вряд ли это была только слабость. Вероятнее всего, командующий отлично осознавал, что 1-я бригада линейных кораблей — единственная сила, способная подавить бунт, — могла и не подчиниться. А тогда могли пролиться реки крови и на дредноутах. Помешать этому не смогла бы даже популярность в матросской среде М.К. Бахирева.
В начале десятого депутаты от “Петропавловска”, задержавшиеся дольше других, присоединились, наконец, к остальным. Но это промедление привело лишь к тому, что команда флагманского линкора стала требовать разоружения офицеров. Уговоры не действовали, и, к тому же, среди матросов появились люди с винтовками, отобранными у боевого взвода. Видя такой неблагоприятный поворот дела, начальник бригады был вынужден отдать приказ о передаче офицерского оружия старшему офицеру, исполнявшему обязанности командира корабля. Тот поместил его в адмиральский салон.*568
