Стремление отстаивать свои интересы касалось и случаев, касающихся отношений с офицерами. Кочегары “Петропавловска” 24 июля 1915 г. выстроились во время сбора, не переодев рабочую одежду. Старший офицер старший лейтенант Л.И. Буткевич решил наказать кочегаров, поставив их под ружье. Однако кочегары не подчинились приказу разойтись, потребовав вызвать своего ротного командира лейтенанта Н. Тимофеева и старшего инженер-механика капитана II ранга Г. Константинова. От имени всех наказанных действовали их непосредственные начальники, кочегарные унтер-офицеры II статьи Т. Фридрик и М. Вавилов. В данном случае, когда интересы рядовых кочегаров и их унтер-офицеров совпали, они действовали сообща. Старший офицер не пожелал слушать оправданий, приказав арестовать не подчинившихся. Впоследствии такие действия были квалифицированы командиром капитаном I ранга В.К. Пилкиным как “недостаточно продуманные”. Тем не менее, случай был передан так называемому суду Особой комиссии, назначенной командующим флотом. Её председателем стал командир “Полтавы” капитан I ранга барон В.Е. Гревениц. Суровый приговор, вынесенный 10 августа, смягчил В.К. Пилкин, отметив в приказе № 397 возможность предотвращения инцидента “более умелыми распоряжениями и более продуманными действиями” со стороны старшего офицера. В том же приказе старшему лейтенанту Л.И. Буткевичу был вынесен выговор.*462
При наиболее несправедливых, с их точки зрения, поступках рядовой состав действовал и более решительно. 4 апреля лейтенант В.Я. Ясинский с “Гангута” разорвал и вернул письмо матроса II статьи С. Ясюкевича. По его мнению, оно “заключало в себе приписку условного характера”. Спустя некоторое время, офицер вскрыл ещё одно письмо. Там другой рукой был написан текст, содержавший оскорбления в его адрес. После сличения почерков удалось установить, что автором являлся матрос II статьи А. Балашов, приятель С. Ясюкевича. Конверт, по его просьбе, подписал кочегар I статьи М. Марченков.*463
Корабельные суды в 1915 г. разобрали также 8 случаев краж. Из них 5 пришлись на “Петропавловск”, 2 — на “Полтаву” и 1 — на “Севастополь”.*464 Крали в основном принадлежавшие членам экипажа ценные вещи и обмундирование. На “Полтаве” матрос II статьи И. Гаврилов украл 30 августа портсигар и цепь, а 23 октября корабельный суд приговорил кочегара I статьи Н. Дроздика к 5 месяцам военно-исправительной тюрьмы за воровство двух бушлатов.*465 На “Петропавловске” 3 октября матрос II статьи И. Ракицкий похитил 2 бушлата, форменные брюки, рубаху, перочинный нож, портсигар и чайную серебряную ложку. Матрос II статьи того же корабля И. Яковлев присвоил три пары сапог, стельки. Затем он перепродавал их другим матросам.*466 8 декабря у матроса I статьи П. Государева с “Севастополя” были украдены “с необычайной наглостью” часы. За небрежность дневальных корабельный суд постановил отправить их на две недели под арест на берег.*467
В двух случаях были похищены деньги. Матрос I статьи Д. Ушаков с “Петропавловска” 22 января вытащил 2 рубля у матроса II статьи И. Егорова, а 12 мая у кочегара I статьи того же корабля В. Тесёмкина исчезли 10 рублей. Подозревавшегося матроса II статьи В. Близнякова суд оправдал за недоказанностью обвинения, однако “за залезание в чужие вещи” постановил арестовать на 2 суток.*468 Кражи единодушно порицались и осуждались всеми нижними чинами. Такие поступки имели, вероятно, двойную негативную оценку. Вор, во-первых, украл, и, во- вторых, украл у своего. Служить дальше на этом же корабле было им, вне всякого сомнения, очень трудно. Спустя месяц, В. Близняков подрался с матросом I статьи В. Сергеевым, а ещё через 2 недели — с кочегаром II статьи А. Беляевым.*469 Мы полагаем, что это могло быть формой мести за имевшее место ранее воровство. Другой особенностью этого типа преступлений был срок службы совершавших их людей. В пяти случаях виновные являлись матросами II статьи нового призыва. Кроме того, упоминавшийся выше В. Близняков также относился к этой категории. Для них корабль, где они служили, и его экипаж не стали ещё “своими”, т. е. преступники не чувствовали себя неотъемлемой частью команды.
Линкор “Петропавловск”. Корабельные будни
Следующую группу дел, находящихся в ведении корабельных судов, составляли дела о побегах и гак называемых самовольных отлучках. В 1914 г. именно они преобладали в делопроизводстве судов. 2 случая было рассмотрено на “Петропавловске”, столько же — на “Гангуте”.*470 В следующем году за аналогичные преступления осудили 5 чел.: по 2 на “Петропавловске” и “Гангуте” и 1 — на “Севастополе”.*471 Однако картина была не полной, поскольку речь в этих случаях шла только о наказанных, т. е. пойманных или вернувшихся членах команд. Гораздо большее количество продолжало оставаться “в бегах”. С их учетом данный тип нарушений выходил на абсолютное первое место. В 1914 г. ещё один побег произошел на “Петропавловске”.*472 За 1915 г. оставили свои линкоры, согласно данным приказов командиров кораблей и циркуляров штаба бригады, 1 человек с “Петропавловска”, 2 — с “Полтавы”, 5 — с “Гангута” и 4 — с “Севастополя”.*473
Причины самовольных уходов условно можно разделить на две группы. В первую вошли неуемное желание или острая необходимость попасть на берег в то время, когда возможность сделать это отсутствовала. Например, на другой день после прибытия линейного корабля “Петропавловск” в Гельсингфорс с него ушли машинист II статьи Н. Крутиков и кочегар I статьи В. Григорьев. Первый объяснил свой поступок приездом любимой девушки, которую он давно не видел, второй — желанием погулять. На четвертый день оба возвратились.*474 4 января 1915 г. корабельный суд приговорил их к 5 месяцам военно-исправительной тюрьмы.*475
Машинист II статьи с “Гангута” В. Алексеев 7 октября 1914 г., когда линкор стоял в Кронштадте, получил письмо от матери. В нем она сообщала, что один его брат погиб на фронте, а другого забирают в армию. По его словам, В. Алексеев трижды пытался отпроситься у фельдфебеля и ротного командира. Потерпев неудачу, 12 октября, в воскресенье, “вместе с гуляющими без разрешения уехал”, прибыв обратно на следующий день к 11 ч. утра.*476 1 8 октября он был осужден на 2 месяца военноисправительной тюрьмы.*477
Тем не менее, нам известны примеры, когда линейные корабли бригады оставляли с целью попасть в армию для более активного участия в боевых действиях. 30 ноября 1914 г. гальванер “Петропавловска” В. Федотов бежал, оставив своему приятелю записку, где сообщал, что он отправился в действующую армию.*478 8 июня 1915 г. охотник флота, матрос II статьи того же корабля В. Юргенс съехал на берег, сел на поезд и отправился на фронт. Своё решение на суде он мотивировал так: “Пошел я служить по собственному желанию, а пришлось стоять на якоре… Сначала я думал, что во флоте попаду скорее в бой, но ошибся в своих надеждах и решился на побег…”. Однако с поезда В. Юргенс был снят, т. к. ехал без документов, и 10 июня он явился на линкор. 1 октября суд Особой комиссии наказал его 1,5 годами штрафных батальонов.*479 В. Юргенса можно бы было обвинить в рисовке перед судьями. Тем не менее, мы склонны доверять его показаниям, поскольку есть пример участия в военных действиях комендора “Севастополя” Н. Постовалова. Ему повезло больше, чем Юргенсу. 14 сентября 1915 г. он покинул свой дредноут и 5 октября прибыл в 10 стрелковый полк “на укомплектование полка”, как это следовало из отношения командира, полковника П. Тираховского. Обнаружили беглеца случайно. Он заявил командиру, что не получил на корабле жалование за сентябрь. 14 ноября на “Севастополь” пришло отношение с просьбой выслать деньги. 9 декабря был послан ответ с просьбой отправить Н. Постовалова обратно.
