Результаты минной войны и судьба эскадры были бы, наверное, иными, если бы в составе тральных сил были применены все те пароходы (часть их непродуманно затопили на рейде для его защиты) все те плавучие средства, которыми располагал Порт-Артур и порт Дальний, а также весь флот из 16 пароходов, что были присланы японцами для закупорки входа в гавань 11 февраля, 14 марта и 20 апреля. Восстановить их не составляло большого труда, хотя ремонтное наследие адмирала Греве было столь плачевно, что решено было отказаться даже от ремонта заградителя “Амур”, незначительно повредившего днище о камни 3 июня 1904 г. Флот, оказывается, исчерпал запас мин, и заградитель, который мог бы послужить в качестве тральщика и сторожевого корабля, до конца осады оставался в бездействии. “Пещерным адмиралам” было выгоднее использовать экипаж корабля для отправки на боевые позиции. То же предстояло и “Баяну”.
Так приходилось расплачиваться за провалы в предвоенной подготовке, так были предопределены все те утраты, потери и неудачи, которые теперь должны были переживать корабли. Нельзя не вспомнить и о подводной лодке, которая могла резко понизить активность японского флота и о которой великому князю генерал-адмиралу в своем втором письме от 29 февраля 1904 г. написал лейтенант С.В. Шереметев.
Будь порт-артурская оборона насыщена всеми доступными тогда флоту средствами борьбы и ремонта кораблей, судьба “Баяна” мола бы не потеряться на страницах “Боевой летописи”. Эти ее недомолвки вполне устраняются выпущенной в 1913 г. и уже не раз упоминавшейся раоотой исторической комиссии МГШ. В ней (“Действие флота”, кн. 2, СПб, 1913, с. 294–295) говорилось: “Катастрофа с “Баяном” вывела его окончательно из строя; хотя он по выходе из дока и производил по временам перекидную стрельбу, на полную боевую силу.”
Этот лучший и единственный броненосный крейсер в Порт-Артуре так и не удалось восстановить. Причин к тому было несколько, по главной было желание “пещерных адмиралов” воспользоваться аварией корабля для его полного разоружения уже перед вводом в док. С корабля, “чтобы не надломился” (кн. 2, с. 304), сняли все 6-дм и 75-мм пушки. Они были переданы частью на сухопутный фронт, частью для восполнения ранее отданной на береговые укрепления артиллерии броненосцев “Победа”, “Пересвет”, “Ретвизан”, “Севастополь”, “Полтава” (“Документы”, С-Пб, 1913, отд. 3, кн. 1, вып. 6, с. 238). Две из 6-дм пушек, уже поданные к борту “Ретвизана” на барже, утонули с ней вместе при обстреле японской осадной артиллерией.
Разоружению своего корабля содействовал, как ни горько это признать, и его командир. Этот самый популярный из флотских офицеров, о котором, приводя похвальный отзыв лейтенанта С.З. Балка (1866–1913) — “таких людей немного” — и в столь же восторженных выражениях (это тот командир, “который дает своему крейсеру и ум и отвагу”) писал в своей книге художник Н. Кравченко (с. 160–161), успел, видимо, почувствовать утомленность от уже достигнутых с начала войны высших боевых отличий. Сложившееся у него мнение о дальнейшей роли флота в войне он с особой обстоятельностью высказал на совещании 11 командиров и флагманов, которое В.К. Витгефт созвал 15/28 июля 1904 г.
![Броненосный крейсер "Баян"(1897-1904)](img/photo_books/77691/pic_32.jpg "Броненосный крейсер "Баян"(1897-1904)")
На вопрос Командующего эскадрой “оставаться ли флоту в Артуре до конца, помогая чем можно на берегу в обороне Артура”, только двое: капитан 1 ранга Н.О. Эссен и контр-адмирал Н.А. Матусевич высказались за немедленный уход флота во Владивосток. Остальные не допускали ухода. Р.Н. Вирен предложил наиболее радикальный план капитуляции перед Того. “Флоту оставаться в Артуре, составляя с ним нераздельное целое, но разделить суда на те, которые будут выходить на рейд, и другие, которые останутся в гавани, окончат кампанию, и вся команда их пойдет на берег и примет участие в обороне Артура”.
Вековая слава флота, заветы С.О. Макарова, готовившего флот к решительному сражению и, наконец, прямые настояния Е.И. Алексеева, начавшего запоздало усваивать трезвый взгляд на стратегию войны — ничто не могло поколебать ущербность мышления собравшихся по воле случая в Порт-Артуре “флотоводцев”. Вбитый с детства синдром героики севастопольской обороны парализовал их ум и сознание. Никто не хотел понять, что в отличие от Крымской войны, где флот был обречен на гибель из-за полной технической отсталости и отсутствия какой-либо другой защищенной базы, война в Тихом океане имела реальную победную альтернативу. Имея на своей территории исторически обретенную базу — Владивосток и дождавшись подкреплений из Балтики можно было овладеть морем и решить исход войны в пользу России.
Но что можно было ожидать от всех этих питомцев ценза, из которых на состоявшемся ранее совещании 4 июля (мнение Р.Н. Вирена в сборнике документов не приводилось — он был в море) только Н.К. Рейценштейн признавал возможность прорыва (под прикрытием “Аскольда”, “Баяна“ и “Новика” (“Документы”, отд. 3, кн. 1, вып. 5, с. 101).
На грани маразма находился и сам командующий эскадрой. В телеграмме от 22 июня в очередной раз “доказывая” Е.И. Алексееву невозможность прорыва во Владивосток, он писал: ”Не считая себя способным флотоводцем, командую лишь в силу случая и необходимости, по мере разумения и совести, до прибытия Командующего флотом. Боевые войска с опытными генералами отступают, не нанося поражения, почему же от меня, совершенно неподготовленного (четыре года начальник морского штаба — P.M.), с ослабленной эскадрой, 13-узловым ходом, без миноносцев, ожидается разбитие сильнейшего, отлично подготовленного, боевого 17-узлового флота неприятеля с громадным числом миноносцев. Принятие боя при данных условиях было бы не Синоп, а Сант-Яго”. (“Документы”, СПб, 1913, отд. 3, кн. 1, вып. 5, с. 46).
Доходя до крайней степени отчаяния, он 11 июля приводит еще более убедительные, по его мнению, государственного значения доводы. 'Обложившие Порт-Артур японские мины ставили эскадру в положение парусного флота против парового”. И совсем нечего думать о сохранении эскадры, так как “потерянные суда можно построить”, а потеря Порт-Артура нанесет “славе и престижу России больший удар, чем потеря всей эскадры, а поэтому всю ее без остатка израсходовать на оборону Крепости”. Этот во всем покорный своему властителю службист потоком жалкой демагогии пытался внушить Е.А. Алексееву всю никчемность задачи прорыва эскадры во Владивосток.
Казалось бы, не должно было оставаться иного выхода, незамедлительно устранить от командования впавшего в маразм адмирала. На его место могли быть назначены Н.О. Эссен, Н.А. Матусевич или тот же, успевший заслужить репутацию храброго воина, Р.Н. Вирен. Этого безоговорочно требовали задачи ведения войны на море. Но Е.И. Алексеев, связанный с В.К. Витгефтом какими-то, видимо, особо доверительными отношениями, продолжал его уговаривать, как малое дитя. Возможно, он пе хотел признаваться перед собой в роковой ошибке, — назначении по собственному выбору столь никчемного человека.
О том, что произошло 28 июля 1904 г., автор обстоятельно говорил в книге (“Цесаревич”, ч I, СПб, 2000, с. 68–101). Гремучая смесь трусости и холопской исполнительности (Вильгельм Карлович без раздумий отвергал все поступившие здравые советы, включая и предложения И.К. Григоровича оставить в Порт-Артуре связывающие эскадру тихоходные “Полтаву” и “Севастополь”) привели к неизбежному роковому результату. Эскадра как боевое соединение перестала существовать, а ее остатки, вернувшиеся в Порт-Артур, всецело оказались во власти с новой энергией взявшихся за свое предательское дело “пещерных адмиралов”.
