В какой-то миг я понимаю, что Оно нависло надо мной. Нарост раскрывается… нет, скорее, лопается, как созревший гнойник, и превращается в разверзшуюся пасть! Мерзкая девчонка не обманула! Но она никогда не заглядывала в пасть чудовища и не видела, что скрывается в его глотке. А я вижу.
Там не зубы – нет! Внутри по спирали расположены тысячи и тысячи рядов сокращающихся присосок. Сейчас их ненасытные «рты» засосут меня. Но вместо этого вокруг разинутой пасти надуваются заполненные пылающим огнем прозрачные шары. И сами шары, и даже огонь внутри них – живые. Это глаза, которыми Оно смотрит на меня. Пламя в этих глазах разгорается, огненные языки закручиваются в вихри. И я понимаю, что чудовище, прежде чем сожрать, смеется надо мной».
* * *
Чтобы проклятая цепь не гремела при ходьбе, Гончая намотала ее себе на локоть, но та все равно периодически позвякивала. Когда это происходило, девушка останавливалась и вслушива-
лась в доносящиеся из подземного хода звуки, пытаясь определить местонахождение преследователей.
После того как возглавляемые Когтем сатанисты набрели на своего ослепленного главаря, они разделились. Большая их часть вместе с Когтем и Хароном повернула обратно в лагерь, остальные продолжили поиски сбежавших пленников.
Поклонники Сатаны не считали необходимым скрывать свое присутствие, а скорее всего, просто не задумывались об этом. Они громко перекрикивались между собой, размахивали факелами и беспрестанно сыпали угрозами в адрес преследуемых жертв. При этом все как один были полны желания настичь беглецов и разорвать на куски. Однако по мере наступления похмелья, энтузиазм сатанистов резко пошел на убыль. Их голоса стали тише, вопли реже, а свет горящих факелов слабее.
В конце концов, наступил момент, когда Гончая вообще перестала слышать человеческие голоса. Она долго вглядывалась в темноту за спиной, но рассмотрела лишь слабые отблески удаляющихся огней. Девушка облегченно выдохнула: оторвались.
– Ты как? – шепотом спросила она у своего спутника. – Держишься?
Священник не ответил, но когда она потянула его за собой, тут же сдвинулся с места. Гончая предпочла бы, чтобы он сопротивлялся, а еще лучше – спорил и возражал. Безмолвная покорность отца Ярослава пугала ее больше всего. Что за отраву влил в него Харон? Впрочем, какая теперь разница? В нынешних обстоятельствах от любой отравы существует только одно противоядие – чистая вода. Да и ту еще нужно найти.
Гончая ощупала свод и стены лаза, но везде натыкалась на сухую, иногда крошащуюся под пальцами землю. Странно, но по ее прикидкам они давно уже должны были попасть в выложенную булыжниками часть подземного тоннеля – либо она в этих катакомбах где-то свернула не туда, либо Харон указал не тот ход. В любом случае двигаться можно было только вперед – не возвращаться же в лагерь сатанистов.
Гончая взяла спутника за руку.
– Держись за меня. Пойдем.
Она не рассчитывала на его ответ, но где-то глубоко внутри ждала и надеялась его услышать. Не дождалась.
В кромешной тьме можно было запросто пройти мимо нужного поворота, который вывел бы их из прорытого неведомо кем подземного хода в тоннель метро. К тому же лаз уходил вниз под уклон, и это больше всего беспокоило Гончую. В отличие от всех остальных, она знала об ужасе, поджидающем в недрах земли любого безумца, рискнувшего туда спуститься.
Когда девушка в четвертый или в пятый раз пожалела, что затушила и выбросила факел, отец Ярослав споткнулся и упал. Видимо, он обо что-то запнулся или подвернул ногу, потому что изо рта его вырвался стон. Это был первый звук, который Гончая услышала от своего напарника, после того как Харон влил в него свое одурманивающее зелье.
Она опустилась возле священника на землю, провела ладонями по его ногам от ступней до коленей, но на ощупь не обнаружила никаких повреждений.
– Вставай. Надо идти.
Тот закряхтел, пытаясь подняться на ноги, а потом Гончая услышала:
– Голова… в ушах шумит.
Неожиданно для себя она обняла его, как когда-то обнимала дочь, и прижала к груди.
– Это ничего, пройдет. Я знаю. Сама через это прошла, – добавила она, вспомнив клетку в фашистском концлагере, куда попала вместе с Майкой после предательства доктора.
– Воды, – прошептал отец Ярослав.
Гончая улыбнулась.
– Да, это было бы неплохо.
Не рассчитывая особо на удачу, девушка пошарила вокруг руками. Но вместо бьющего из-под земли родника или хотя бы обычной лужи ей попались несколько увесистых камней. Вероятно, об один из них и запнулся священник. Это была, конечно, не вода, но тоже полезная находка. Гончая выбрала среди камней булыжник с гладкой поверхностью, а остальные сложила наподобие наковальни.
– Вытяни ногу. Попробую снять кандалы, – велела она напарнику, и когда тот сделал это, закрепила кандальный браслет между камней, приставила трофейный гвоздь к соединительному шплинту и стала бить по нему выбранным булыжником.
Поначалу дело шло туго, но Гончая упрямо колотила по злосчастному креплению, пока оно все-таки не начало поддаваться. У девушки словно открылось второе дыхание, и не прошло и минуты, как она окончательно справилась с ненавистными кандалами.
Потом Гончая таким же образом избавилась от своих оков. Толстая ткань ее походных штанов защитила лодыжку от повреждений, священнику же повезло меньше – его ногу опоясывал вздувшийся, сочащийся гноем нарыв. Никакую помощь напарнику Гончая оказать не могла, поэтому повторила:
– Надо идти.
Он долго молчал, а потом сказал:
– Я плохо помню, что произошло. Скажи, сестра… я сделал тебе что-то плохое?
– Если тебя интересует, не прибил ли ты меня к кресту, то нет. Не успел, – ответила она.
– Прости…
– Не извиняйся. Ты был не в себе.
Но отцу Ярославу оказалось мало ее слов. Он встал на колени и принялся просить прощения у своего бога.
– Заодно попроси его вывести нас в метро, куда-нибудь поближе к обжитой станции, – подсказала Гончая.
Священник не ответил ей, но в конце своей молитвы добавил и такую просьбу.
* * *
В какой-то момент Гончая почувствовала, что земля под ногами стала мягче. Девушка тут же проверила ее рукой: влажная!
Воду они нашли через сотню шагов. Она капала прямо с потолка большими тяжелыми каплями. Гончая поначалу даже не поверила. Она долго пила, подставив под падающие сверху капли шершавый, потрескавшийся язык. Для пережившего отравление священника вода была сейчас важнее, но девушка ничего не могла с собой поделать и подпустила его к источнику, только когда напилась сама.
Пока отец Ярослав пил, ей на голову сверху что-то свалилось. Судя по длинным усам и шевелящимся лапам, упавшее нечто оказалось подземным сверчком или тараканом, причем довольно крупным, с палец длиной. Гончая тут же затолкала его в рот, но, разжевав, даже не почувствовала вкуса, настолько она оголодала.
