30 июня Павлов был отстранен от должности и вызван в Москву в распоряжение Наркомата обороны. 1 и 2 июля он в Москве встретился с начальником Генерального штаба Г. К. Жуковым и зампредом Государственного комитета обороны В. М. Молотовым. Жуков эту встречу практически не описывает, упоминает лишь о том, что «его едва узнал, так изменился он за восемь дней войны». 3 июля Павлов получил назначение с понижением в должности – заместителем к поставленному во главе Западного фронта маршалу Тимошенко – и выехал на фронт. 4 июля по дороге в Гомель, где располагался штаб фронта, он был арестован. Иными словами, решение было принято вечером или ночью 3 июля. Ненадолго (на неделю) назначенный членом Военного совета фронта Л. З. Мехлис 6 июля доложил Сталину о целесообразности ареста и предания суду еще восьми представителей командования фронтом и командиров отдельных соединений. Непосредственно к «делу Павлова» «пристегнут» еще троих: начальника штаба фронта генерал-майора В. Е. Климовских, начальника связи фронта генерал-майора А. Т. Григорьева и командующего 4-й армией генерал-майора А. А. Коробкова.
ПОД ГОРЯЧУЮ РУКУ
О том, что готовится именно показательное «дело», а не расследование конкретной вины руководства Западным фронтом, свидетельствует хотя бы тот факт, что двое других командовавших разгромленными в Белостокском выступе армиями генералы В. И. Кузнецов и К. Д. Голубев, находившиеся на момент следствия и суда в окружении и впоследствии из него вышедшие, ни к какой ответственности не привлекались и благополучно впоследствии командовали армиями (Кузнецов даже взял со своей 3-й Ударной Рейхстаг).
С самого начала следствия Павлова и Климовских обвиняли в измене. Соответствующие показания о своем участии в «заговоре военных» еще с 1937 года, со времени своей испанской «командировки», Павлов дал (о причинах этого нам судить трудно; судя по тому, что на суде Дмитрий Григорьевич от них категорически откажется, не обошлось без «специальных» мер воздействия). Например, в протоколе допроса от 11 июля есть такие строки:
Дмитрий Павлов (фото 1941 г.)
«Тогда же Мерецков сообщил мне, что Тухачевский и Уборевич возглавляют существующую в Красной армии заговорщицкую организацию, которая ставит перед собой задачу сменить негодное, с их точки зрения, руководство Красной армией: «Вот приедем мы домой, – сказал Мерецков, – нужно и тебе работать заодно с нами».
Вопрос. Что вы ответили Мерецкову?
Ответ. Мерецкову я сказал, что глубоко уважаю военный авторитет Уборевича и готов поэтому примкнуть к группе командного состава, которая идет за Уборевичем».
Чтобы понимать, что речь идет не о кулуарных разговорах группки недовольных Ворошиловым военных, а именно о заговоре, достаточно вспомнить, что И. П. Уборевич был расстрелян в 1937-м по «делу Тухачевского», а К. А. Мерецков в те самые дни под пытками давал разнообразные «признательные показания».
Обвинительное заключение, составленное по итогам двухнедельного следствия, утверждает, что «арестованный Павлов, являясь участником антисоветского военного заговора, еще в 1936 году, находясь в Испании, продавал интересы республиканцев. Командуя Западным Особым военным округом, бездействовал. Павлов признал себя виновным в том, что в заговорщических целях не готовил к военным действиям вверенный ему командный состав, ослабляя мобилизационную готовность войск округа, и из жажды мести за разгром заговора открыл фронт врагу».
«Я НЕ СМОГ…»
Суд над четырьмя генералами состоялся в ночь с 21 на 22 июля и продолжался три часа пятнадцать минут. Судила их Военная коллегия Верховного Суда СССР в составе армвоенюриста В. В. Ульриха и диввоенюристов А. М. Орлова и Д. Я. Кандыбина. В своем последнем слове генерал Павлов сказал: «Я прошу исключить из моих показаний вражескую деятельность, так как таковой я не занимался. Причиной поражения частей Западного фронта являлось то, что записано в моих показаниях от 7 июля 1941 года, и то, что стрелковые дивизии в настоящее время являются недостаточными в борьбе с крупными танковыми частями противника… Я не смог правильно организовать управление войсками за отсутствием достаточной связи. Я должен был потребовать радистов из Москвы, но этого не сделал. В отношении укрепленных районов. Я организовал все зависящее от меня. Но должен сказать, что выполнение мероприятий правительства было замедленно. Я прошу доложить нашему правительству, что в Западном особом фронте измены и предательства не было. Все работали с большим напряжением. Мы в данное время сидим на скамье подсудимых не потому, что совершили преступления в период военных действий, а потому, что недостаточно готовились в мирное время к этой войне».
Интересно, что из приговора все обвинения в измене и заговоре были исключены, хотя в ходе судебного разбирательства судьи продолжали Павлова и Климовских в этом уличать. Мы можем только догадываться о том, по каким соображениям это было сделано. Возможно, Сталин (понятно, что такое решение Ульрих самостоятельно принять не мог) не хотел «генеральской паники», которая могла последовать за появлением информации о том, что дело о «заговоре в Красной армии» не закончено… В итоге генералы были приговорены к смертной казни и немедленно расстреляны за «трусость, бездействие власти, нераспорядительность», за то, что допустили «развал управления войсками, сдачу оружия противнику без боя и самовольное оставление боевых позиций частями Красной армии, тем самым дезорганизовав оборону страны и создав возможность противнику прорвать фронт Красной армии».
РЕАБИЛИТАЦИЯ
Трудно сегодня сомневаться в том, что действия Д. Г. Павлова в качестве командующего округом накануне войны и фронтом в первую ее неделю были далеко не самыми удачными. Наверное, часть вины за это лежит на нем самом. С другой стороны, как мы теперь понимаем, он был поставлен в такие условия, что решить стоявшие перед ним задачи не мог в принципе, как не решили их в 1941-м ни начальник Генштаба, а затем командующий Западным фронтом Жуков, ни командир мехкорпуса, а затем командующий армией Рокоссовский, ни командующий армией, а позже – фронтом Конев. Трудно сомневаться в том, что на месте Павлова и Климовских при ином стечении обстоятельств вполне могли оказаться будущие «маршалы Победы»…
Большую роль в послевоенной реабилитации казненных сыграл генерал Л. М. Сандалов, принявший в свое время 4-ю армию после ареста Коробкова. В 1956 году он подготовил и направил руководству Советской армии аналитическую записку, в которой содержались следующие выводы: «1. Основная вина в разгроме войск ЗОВО в начальный период войны должна быть с командования войсками ЗОВО снята. 2. Более тяжелая доля вины командования войсками ЗОВО в разгроме войск округа по сравнению с командованием соседних военных округов проистекает из-за неудачного состава командования ЗОВО предвоенного периода, и часть этой вины поэтому ложится на тех, кто утвердил такой состав командования округа. 3. Никакого заранее намеченного умысла по разгрому войск округа или способствованию разгрому войск со стороны всего командования округа и его отдельных лиц не было. 4. Судимость с представителей командования войсками ЗОВО должна быть снята».
