Он изменился. Стал жестким, напористым. Было видно, что он много чего добился за этот год и собирался добиться еще больше. Она же думала только о том, как не сойти с ума. Весь год она пыталась выжить в этом мареве раскаленной боли, внезапно обрушившейся на ее плечи.
Где-то к осени, спустя несколько месяцев после не случившейся свадьбы, Зина сама именно это и поняла: Андрей исчез потому, что перепугался семьи, серьезных отношений.
Семья не была той ценностью, ради которой Андрей хотел отказаться от бешеного, кипящего энтузиазма, который бурлил в его жизни, жизни строителя нового будущего, нового мира, такого интересного и важного. Он видел себя среди великих открытий. А потому предпочел исчезнуть. И ровно год спустя позвал, чтобы это сказать.
Вглядываясь в его лицо, Зина пыталась понять, догадывается ли он, как долго и мучительно она страдала, как пережила все это, с какой силой заставляла себя жить, просыпаться по утрам, открывать глаза и встречать новый день.
Понимал ли Андрей, что он сделал? Глаза его горели энтузиазмом, и он бесконечно жестикулировал, рассказывая ей о новых экспериментах с электрошоком, в которых он принимал непосредственное участие.
— Теперь ты видишь, — закончил Угаров свой монолог, — что мы, что я правильно сделал, передумав с этой дурацкой мещанской свадьбой! Перед нами обоими… передо мной открывается просто блестящее будущее! И очень глупо его терять!
— А как же я? — вырвалось у нее вдруг как-то совершенно по-детски, и он, не поняв, удивленно взглянул на нее.
А по вечерней Дерибасовской, держась за руки, гуляли влюбленные пары, а в Горсаду играл духовой оркестр…
Потом, спустя годы, Зина следила за его судьбой и немного — за его карьерой. Он так и не женился. А жизнь наказала его. Карьеры в науке не случилось. Великих открытий он так и не совершил. Электрошок стали повсеместно применять во всех психиатрических больницах, так же, как и галоперидол, и никаких великих экспериментов не было. Все оказалось мифом. В том числе и его жизнь.
В том числе и ее жизнь. Зина вышла замуж просто так, потому, что надо было выходить, и все родственники и соседи ждали от нее этого. В браке она прожила три года. Тщетно и мучительно пыталась родить. После девяти выкидышей, заканчивавшихся сильными кровотечениями и чисткой в больнице, врачи окончательно вынесли неутешительный приговор: выносить ребенка она не сможет, ее организм имеет врожденные патологии, которые медицина не лечит. Оставалось смириться. Через месяц муж Зины ушел к другой женщине. Как выяснилось впоследствии, с этой женщиной он жил целый год, пока был в браке, и в то время, когда Зина мучительно таскалась по гинекологическим отделениям больниц, спокойно устраивал свою личную жизнь.
Развели их быстро и спокойно, ведь детей у них не было. Через месяц после развода ее бывший муж женился на той, другой женщине, которая была уже на седьмом месяце беременности. Еще через два месяца у них родился сын.
Пытаясь позабыть о происшедшей трагедии, Зина ушла с головой в науку и начала продвигаться по карьерной лестнице. Времени следить за Андреем оставалось все меньше и меньше. Но иногда, по ночам, к ней приходил каверзный голос, который говорил о том, как хорошо было бы им жить друг для друга, вдвоем, вместе. И что они могли прожить всю жизнь вот так, рядом, со своими научными экспериментами и без всяких детей.
После таких снов было мучительно страшно просыпаться и возвращаться к жизни. И каждый раз, когда такой сон обрывался болью нового, опять наступившего утра, она лежала, вытянувшись, тихонько в кровати. И мечтала только об одном — поскорее забыть его лицо. И больше не встречаться с этим человеком — никогда в своей жизни. Ключевым словом было, разумеется, «никогда».
Думая обо всем этом, вспоминая, Зина спускалась по лестнице к своей квартире. И ей казалось, что мысли ее плавают в каком-то тумане. Вроде бы прошлое есть, в нем проступают какие-то очертания предметов, но это как туман на болоте — сделав один неверный шаг, провалишься. Утонул ли в этом болоте Андрей? Выбрался наружу? Ни одного, даже мерцающего огонька, не было. Зине оставалось двигаться впотьмах.
В коридоре ее квартиры было шумно: из-за соседских дверей доносились громкие голоса, по коридору гоняла какая-то детвора. Дверь кухни была открыта, там тоже велись громкие разговоры. Несмотря на то что в огромной коммунальной квартире соседи менялись очень часто, Зина умудрялась поддерживать хорошие отношения почти со всеми. Разговаривала вежливо, не ссорилась, но пресекала и фамильярность, когда ей пытались сесть на голову. Потому ее не сильно-то и любили. Зина не очень страдала — она научилась не обращать на это внимания.
Но как же тяжело иногда было избегать бессмысленных и глупых разговоров! Как ужасно было выходить на заполненную людьми кухню и отвечать односложными репликами на вопросы соседей, в то время как ей безумно хотелось побыть одной! Иногда ей казалось, что на свете нет и никогда не было придумано ничего хуже такого вот коммунального ада, который самым разрушительным образом действовал и на человеческую личность, и на душу!
Но делать было нечего. В коммуналках жила большая часть населения страны. И, собравшись с силами, Зина вышла на кухню.
Народу там было не так уж и много. Две старухи-соседки, толстый лысый инженер, любитель выпить и поговорить, и… Увидев новое лицо, Зина остановилась. Это был молодой, светловолосый мужчина лет 35-ти, высокий, с военной выправкой. Совершенно новый человек в квартире. И он явно не пришел в гости: на нем были спортивные штаны и майка. Кроме того, он помешивал что-то в небольшой кастрюльке, умудряясь слушать радиоточку и одновременно обсуждая услышанное с инженером. Плоская черная «тарелка» радиоточки была важной частью их кухни. Ее никто никогда не выключал, поэтому в кухне всегда было шумно. Но, с другой стороны, в этом было и свое удобство — можно было узнавать точное время.
— Добрый день, — увидев Зину, мужчина сразу повернулся к ней, — а я ваш новый сосед, только сегодня к вам переехал. Дмитрий.
— Он в комнату Петра Иваныча вселился, этого старикашки чокнутого, — с набитым ртом прокомментировал инженер, который жевал докторскую колбасу.
Этого было достаточно, чтобы вызвать у Зины неприязнь. Вселился в комнату учителя истории — значит, тот уже не вернется. Интересно, знал этот самодовольный тип, каким образом он получил новое жилье?
— Зинаида, — буркнула она себе под нос и принялась резать овощи, мрачным видом подчеркивая, что не желает поддерживать разговор. Но не тут-то было!
Радио передавало новости. Диктор вещал о событиях в других странах. В тексте то и дело звучали такие слова, как «Локарнские договоры», «Рейнская область», «Версальские договоры»…
— Вы не увлекаетесь политикой? — Новый сосед не сводил с Зины глаз, и против своей воли она несколько раз взглянула на него.
Он был очень привлекателен — именно таким посчитали бы его большинство женщин. Молод, светлые волосы, широкая улыбка. Военная выправка. Даже майка без складок заправлена в штаны. А под майкой играла выпуклая мускулатура. Но, как бы он ни выглядел, Зина чувствовала к нему острую неприязнь. Он вселился в комнату безобидного учителя истории — для нее этого было достаточно.
