– И как их зовут?
– Девушек?
– Да. Как их зовут?
– А как бы вы хотели их звать? – спросила Лу Лин.
– Вы не знаете их имен, – сказала Джейн. – Вы не знаете, кто они и откуда. Верно?
– Конечно же, я их знаю. Они – мои друзья. Хорошие друзья. Замечательные. Мы вместе занимаемся в тренажерном зале.
– А бывает так, что вы смеетесь вместе с ними, Лу Лин?
На гладком, безукоризненном лице появились морщинки, но тут же пропали, как рябь в пруду от брошенного камня, – начали исчезать, не успев оформиться, а когда Лу Лин заговорила, пропали вовсе.
– Я не понимаю, о чем вы спрашиваете, Фиби.
– Вы плачете вместе с ними?
Девушка кинула на нее понимающий взгляд. По обивке дивана зашуршал красный шелк – она переместилась ближе к Джейн и положила руку ей на бедро.
– Фиби, вам будет приятно сделать что-нибудь такое, чтобы я заплакала? В боли есть красота, в унижении – еще более яркая красота. В «Аспасии» нет ничего, кроме красоты, ничего уродливого, и я полностью ваша. Вы владеете мной.
Здесь, в этом темном дворце красоты, вдруг возникло нечто мерзкое, и Джейн поднялась с дивана, чувствуя дрожь отвращения и тошноту.
– Я вами не владею. Никто вами не владеет.
10
Извещатель получает от девушки сомнительные заявления, сделанные членом клуба, и передает их Борисовичу и Володину: «Я вами не владею. Никто вами не владеет».
Они откладывают в сторону карты. Смотрят на пистолеты, лежащие на столе, но не берут их.
– Это всего лишь член, – говорит Володин.
– Проникновения на объект не зафиксировано, – говорит Борисович, так как тревоги не было.
Насилие к членам клуба не применяется ни в коем случае.
Иногда член клуба привязывается к какой-нибудь девице настолько, что хочет стать ее единственным обладателем – или обладательницей – за стенами «Аспасии». Этого допускать нельзя. Члена клуба следует разубедить, предостеречь от неосмотрительного поступка. Другие члены, если они находятся здесь, должны побеседовать с ним или с ней и побудить изменить свое решение.
Но пока этот член, похоже, не сказал и не сделал ничего такого – не перешел порога, за которым требуется их вмешательство. Извещатель примет решение в соответствии со своей программой.
11
Когда Джейн поднялась с дивана, Лу Лин тоже встала и положила руку ей на плечо, словно желая утешить:
– Фиби, ничто из происходящего здесь не запретно. У вас есть свои желания, у меня – свои. И больше ничего.
Глаза девушки беспокоили Джейн, но не потому, что та смотрела на нее в упор, не потому, что ее взгляд был неподвижным и неглубоким, словно у куклы со стеклянными глазами, – он вовсе не был таким. Глаза Лу Лин напоминали блестящие темные озера, а взгляд был бездонным, как бездонна любая загадка, имя которой – человек. Но у этой глубины была одна особенность: казалось, в ней нет жизни, нет бесчисленных надежд, честолюбивых устремлений и страхов, мечущихся в глазах других людей, как косяки рыбы. Несмотря на всю их глубину, ее глаза были пустыми: океанская бездна, где давление губительно, жизнь встречается редко, а молчание утонувших нарушается очень редко.
– У вас есть желания, Лу Лин? Есть? – спросила Джейн.
Детская застенчивость снова овладела девушкой. Тихий голос стал еще тише:
– Да, у меня есть желания. Мои желания – ваши желания. Быть готовой к использованию и используемой – вот желание, которое переполняет меня.
Джейн отступила, так что рука Лу Лин больше не лежала на ее плече, и взяла пистолет с дивана.
Как и прежде, девушка никак не проявила своего отношения к оружию. Может быть, она приняла бы с улыбкой даже пулю. В конце концов, в «Аспасии» не могло происходить ничего уродливого, а зло, совершенное членом клуба, автоматически превращалось в добро.
– Мне пора уходить, – сказала Джейн и направилась к двери.
– Я вас разочаровала?
Джейн остановилась, развернулась и посмотрела на Лу Лин с печалью, которой не ведала никогда прежде и которая переплеталась с гневом, страхом, неверием и уверенностью. Она видела перед собой не просто девушку с мозгами, промытыми сектой, которая лишила ее свободы, – это было нечто большее: ее мозги выскребли, оставили только порванные нити, а потом эти нити связали в новую личность. Джейн не знала, с кем – или с чем – она разговаривала: то ли с неким остатком девушки, которая раньше была полноценной личностью, то ли с телом, которым управляла враждебная программа.
– Нет, Лу Лин. Вы меня не разочаровали. У вас нет возможности разочаровать члена клуба.
Безукоризненное светящееся лицо оживилось улыбкой.
– Это хорошо. Хорошо. Я надеюсь, вы вернетесь. Я могла бы приготовить для вас идеальный обед. Я знаю тысячу и один рецепт. Я ничего так не хочу, как сделать вас счастливой.
Если бы глубоко внутри девушки оставалась хоть частичка личности, испускавшая крик, неслышный здесь, на поверхности, далеко ото дна, Джейн забрала бы ее из «Аспасии». Но к кому, к чему, куда? Чтобы ее идентифицировали по отпечаткам пальцев и вернули в семью, которой она больше не знает? И кто узнает эту новую девушку, сотканную из тонких нитей, оставшихся от ее прежней сущности? Никакие психологи не вылечат ее. Если хирург сделает ей трепанацию черепа и найдет там наносеть, оплетающую мозг, то не поймет, как эту сеть удалить, а девушка, скорее всего, не переживет операции.
– Я ничего так не хочу, как сделать вас счастливой, – повторила Лу Лин и снова села на диван. Улыбаясь, она одной рукой безостановочно разглаживала ткань обивки, на которой сидела гостья.
Джейн задумалась. Когда эта девушка не убирала свои апартаменты (что не требовало больших затрат времени), не готовила себе еду, не занималась в тренажерном зале, когда никто не обладал ею – как часто она сидела, уставившись прямо перед собой, одинокая, безмолвная, неподвижная, словно кукла, брошенная ребенком, который отказался от игрушек и перестал ее любить?
Дверная ручка в ладони Джейн была куском льда. Откликнувшись на прикосновение, дверь открылась сама, и Джейн вышла в коридор. Дверь закрылась.
Казалось, в холле стало холоднее; Джейн дрожала, ноги ее подгибались. Она прислонилась к стене и медленно сделала несколько глубоких вдохов. Пистолет оттягивал руку своей тяжестью.
12
Извещатель не сообщает о новых нарушениях со стороны члена клуба при общении с девушкой номер шесть.
Борисович и Володин ждут развития событий, на несколько секунд утратив интерес к карточной игре.
Но никакого развития событий не происходит, и Володин говорит:
– Уже стемнело. Можно заняться ликвидацией.
– Можно, – соглашается Борисович, поднимается из-за стола, берет свой пистолет, сует его в наплечную кобуру.
