Маэль резко дернулся.
– Да ничего у меня не наладится. Знаешь, я даже не буду пытаться что-то наладить, я ведь не ты. Тебе всегда нужно пытаться. Ты ведь просто пустое место. Все время хочешь казаться круче, ярче, словно ты душа компании. Но на самом деле ты никто. И признай уже… Ты на хрен никому не нужен. – На его лице играла жуткая улыбка.
– Если тебе легче от этих слов, то пожалуйста… – Я был все так же спокоен, как и пару минут назад.
– Убейся, Карим. Это мой дружеский совет. Я бы не смог быть таким никчемным и убогим существом. Ты ведь никому не нужен. Тебя никто не любит. И никогда не полюбит. Ты просто будешь спать со всеми подряд и страдать. – Он рассмеялся, но я видел, насколько ему на самом деле плохо.
Я молчал.
– Ну что ты молчишь? Осознал все, что я сказал? Гребаный предатель! – Он встал с асфальта и приблизился ко мне вплотную. Но я продолжал молчать, и это смутило Маэля.
– Ты так говоришь, потому что ты сломан внутри. Тебя морально уродовали с самого детства, Маэль. На протяжении всей жизни в тебе уничтожили все светлое и доброе. Люди плохо относились к тебе и не понимали тебя. Ты всегда был чужим. Ты всегда был одиноким. А они издевались над тобой, бросили тебя в психушку и убили в тебе человечность…
– Заткнись! – заорал он и вцепился мне в волосы, но я крепко схватил его худощавую руку.
– А твой отчим? Он не мог терпеть тебя с самого рождения. Он хотел тебя убить. Ты просто оказался ненужным в своей семье. И твоей маме было абсолютно наплевать на тебя и на твою жизнь. А ты все равно их любил. Со временем ты стал злым, грубым, агрессивным…
– Хватит! Я не хочу тебя слушать! Отвали от меня! – Маэль продолжал кричать и пытался меня ударить.
– Ты умер, Маэль. Ты уже давно мертв. От тебя осталась только пустая оболочка, которая просто дышит и двигается.
Голос Маэля сорвался на тихое рыдание, а руки ослабли. Он медленно сполз на асфальт и закрыл глаза руками. Теперь он больше не выглядел тем самоуверенным парнем, который знал, чего хочет от жизни. Сейчас он напоминал замерзшего птенца. Слишком уж несчастный был у него вид.
Он рыдал и начал икать, как маленький ребенок. Его взгляд был таким потерянным и отчаянным.
После всего, что он мне наговорил, я должен был оставить его одного, но я этого не сделал. Я просто позвонил его матери и сказал, что он плохо себя чувствует. Но уйти не осмелился. Маэль мог натворить глупостей. Эта мысль натолкнула меня сказать ему еще одну вещь.
– А знаешь, Эвридика один раз чуть не выбросилась из окна пятого этажа. Она тоже очень больна…
Рыдания Маэля резко прекратились, а его лицо побледнело.
– Пипец… – прошептал он, смотря куда-то в пустоту и кутаясь в свою черную тонкую кофту с длинными рукавами.
Больше мы не сказали друг другу ни слова. Мать забрала его примерно через час. Она осторожно взяла его под руки и увела в сторону стоявшего у бара такси.
В тот же вечер я уехал из Флоренции.
#ГЛАВА_37
Маэль
Я сидел в своей комнате с открытым окном и курил. Ноги я положил на подоконник, ветерок окутывал меня своей прохладой. Так хорошо и спокойно. Я закрыл окна шторами, поэтому комната тонула в полумраке. Вокруг все заполнилось густым сигаретным дымом.
После той ночи я не выходил из апартаментов два дня и ни с кем не разговаривал. Ко мне приходила Эвридика, но я не хотел видеть ее и сказал, что заболел. Мама вообще не трогала меня. Она знала, что любое случайное слово может вывести меня из себя. Ей не хотелось новых скандалов, ведь в ту ночь она сильно натерпелась. Вернувшись домой, я устроил такое кровавое шоу, что ей стало не по себе. Оказывается, когда Карим позвонил ей из бара, у нее был ужин с Алонзо. Он хотел приехать за мной на своей машине, но маме было стыдно за меня, и она решила забрать меня сама, тихонько провести в мою комнату и уложить спать. Но не тут-то было. Я ворвался домой с таким шумом, что Алонзо выскочил в коридор, будто там произошел взрыв. Я вбежал на кухню, рыча как животное, и одним движением руки снес все, что стояло на столе: две бутылки вина, бокалы, тарелки, вилки, ножи, маленькую вазу с цветами и даже свечи, которые, по счастливой случайности, погасли. Я визжал на мать, Карима и на весь чертов мир как ненормальный. Мама сразу схватилась за косметичку, в которой лежали мои успокоительные, но я напрочь отказался их принимать. Я пинал валявшиеся на полу стаканы и проклинал всех на свете, а потом упал на пол и продолжил беззвучно рыдать. Мои колени и ладони были изрезаны осколками посуды, а светлые полы из плитки были испачканы кровью. Алонзо несколько раз пробовал поднять меня на ноги, но у него ничего не получилось, и в итоге он просто куда-то ушел. Мама осталась наедине со мной. Чуть позже я согласился принять таблетки и уснул. С того момента мы больше не общались.
Я встал со стула и подошел к зеркалу. Выглядел я ужасно. Заплывшие глаза, распухшие губы и нос, спутанные волосы… Вот убожество. Слезы давно высохли, оставив после себя удушающую пустоту.
Набравшись сил, я открыл дверь и вышел на кухню. Мама что-то готовила и напевала странную мелодию. Осторожно обернувшись, она увидела меня, но не сказала ни слова. Выглядела она грустной и растерянной.
– Доброе утро, – я нарушил эту тишину.
– Доброе утро, – ответила она, чуть оживившись. В ее глазах появилась надежда на то, что все будет хорошо. – Будешь чай?
Я задумчиво посмотрел на нее.
– Да, давай.
– Хорошо, я и себе тогда сделаю. Как себя чувствуешь? – Она начала суетиться около столика с заваркой, кофе, корицей и сахаром.
– Бывало и лучше. – Я устало улыбнулся. Мама улыбнулась мне в ответ и поставила чашку с зеленым чаем прямо передо мной.
– Нужно открыть окно и впустить солнышко, так будет лучше. – Она отдернула шторы, а затем села рядом со мной. Порой она разговаривала со мной как с маленьким. Все из-за моего диагноза. Но я всегда буду считать себя нормальным человеком, несмотря на то, что говорят психиатры.
– Куда вчера с Алонзо ходили? – спросил я, пытаясь поддержать разговор. Для мамы мое спокойное поведение в это солнечное утро было затишьем после стихийного бедствия. Я прекрасно понимал ее чувства и эмоции.
– Просто сидели в кафе недалеко от нашего дома, – сказала она, делая глоток чая и глядя в открытое окно. Что-то случилось. Я видел это по ее печальным глазам.
– У тебя все нормально?
Она тяжело вздохнула и выдавила из себя улыбку, которая выглядела слишком грустной. В тот момент мне показалось, что она сейчас заплачет.
– Мам… – я тревожно окликнул ее.
– Алонзо сказал, что возвращается к своей бывшей жене… – Она взглянула на меня. Под ее грустной улыбкой скрывалась сильная боль.
Честно говоря, это известие шокировало меня. Наверное, мама была права. Это было всего лишь дружеское общение. Но не для нее, а для Алонзо. Я стал думать о том, почему все так получилось, и в голову мне пришла одна очень неспокойная мысль.
