Собственно говоря, из-за нее Анна и выбрала «Особняк». Другие заведения подобного типа располагались в жутких дырах, из которых было невозможно вырваться. Любые опасности там были сведены к минимуму. Как в манеже у несмышленыша. Поэтому, естественно, никаких водоемов поблизости. Но администрация «Особняка» настаивала на том, что он вовсе не дом престарелых, а место проживания со всеми удобствами для людей почтенного возраста. Река была одним из таких «удобств». Летом по ней даже пускали небольшой катер и возили старичков на развлекательные прогулки.
Анну Ивановну пронзила дрожь от мысли о том, что она собирается сделать. Одно дело – гипотетически думать о самоубийстве, совсем другое – когда оно становится реальным. Хватит ли ей смелости? Верно ли она оценила собственную силу воли? Подходя к выходу из парка, она немного сбавила темп. Торопиться ей некуда, собственно говоря, почему бы не насладиться в последний раз теплым вечером, треском цикад и пением ночных птиц? Она сто лет просто так не гуляла. Сбавив темп, Анна медленно зашагала к пункту своего последнего назначения.
Место она выбрала заранее, и до него ей предстояло немного пройтись. Выйдя за ворота особняка, которые при ее появлении открылись (наверняка медсестра на рецепции шпионит), Анна Ивановна свернула на небольшую тропинку, шедшую вдоль берега реки. В непосредственной близости от «Особняка» берег почти весь зарос густыми ивами, сквозь которые тяжело было подобраться к воде. Но метрах в пятистах от ворот дорога сворачивала налево и поднималась в гору, на небольшой холм, с которого открывался красивый вид на сосновый лес и небольшой поселок, расположенный на другом берегу реки. На холме стояли лавочки для всех желающих насладиться пейзажам. Под самим холмом было довольно глубокое место с сильным течением, где было запрещено плавать. Туда-то и лежал ее путь.
Ночь была лунной. Анна Ивановна размеренным шагом приблизилась к холму и начала свое восхождение на символическую Голгофу. Жаль, что в ее случае человечество от этого восхождения ничего не выиграет. Путь пройден. Все, о чем мечталось, сбылось. Ну разве что кроме извилистой дороги в лесу, которая так часто снилась. Впрочем, сны – это всего лишь отражение наших мыслей. Возможно, увидела дорогу в каком-то журнале и запомнила.
Каждый раз, выезжая на новый объект, она подспудно ждала увидеть эту самую дорогу, неширокую, для одной машины, плавно струящуюся через вековой смешанный лес. Но нет. Большинство ее клиентов предпочитали прямые подъезды к помпезным особнякам. Ну и ладно. Сон – это всего лишь сон. Представит, что она идет по этой дороге в лучший мир, может быть, станет немного легче.
Мужчину она увидела не сразу. Одетый в темный костюм, он почти сливался с густыми деревьями, росшими на обрыве. Вначале она заметила холст, затем рисунок, а уж только потом самого горе-художника.
– Ужасные пропорции, – не сдержавшись, вынесла вердикт Анна Ивановна.
Лунный свет прекрасно освещал картину, которую рисовал мужчина. Хотя картиной это и язык не поворачивался назвать. Безвкусная мазня, тянущая по уровню на работу ученика начальной школы. На «картине» были изображены река, бор и дома, виднеющиеся за ним. Но река и дома у мужчины получились практически одного размера, отчего полоска соснового бора смотрелась кривым орнаментом на пасхальном яйце. Неужели эта безвкусица будет последним, что ей предстоит увидеть в жизни? Какой гротеск!
– Это неважно! – весело отмахнулся мужчина, откладывая кисть на небольшую табуретку, стоящую рядом с мольбертом. Там же лежали палитра, грязная тряпка и помятые тюбики с краской. Мужчина схватил тряпку, энергично вытер руки и, повернувшись к Анне, широко улыбнулся.
Ее ровесник, возможно, немного моложе. В серебристых волосах еще чернеют смолянистые пряди. Аккуратная эспаньолка. Высокий, немного полноватый, но выглядящий монументально в хорошо сшитом костюме, запачканном краской. При ближайшем рассмотрении костюм оказался гимнастеркой. Мужчина был похож на актера театра, явившегося на пикник прямо со спектакля, не снимая костюма и грима. Ужасно неуместно.
Тот, в свою очередь, с интересом глазел на миловидную блондинку, одетую в темную траурную одежду. Стройная, подтянутая, строгая и в то же время какая-то ранимая. Лицо в лунном свете казалось совсем юным. Похожа на девушку, из шалости примерившую свадебную фату: легкая паутинка легла на лицо, не исказив его природной красоты. Женщина казалась призрачной, словно порождение его слишком разыгравшегося воображения. Тонкая. Да. Пожалуй, именно это прилагательное ее характеризовало как нельзя лучше.
– Генрих Карлович. – Он протянул запачканную краской руку Анне Ивановне, делая в ее направлении несколько шагов. Она слегка поморщилась – кидаться с обрыва при этаком жизнерадостном идиоте не получится. Наверняка полезет ее спасать и сам утонет. Брать грех на душу не хотелось, и так их предостаточно.
– Анна Ивановна, – сухо представилась она и осторожно, двумя пальцами, пожала испачканную ладонь.
– Вы, наверное, новенькая? Я слышал, как сегодня о вас говорили у Таши, – не замечая ее состояния, продолжал Генрих Карлович.
– Ну если других счастливчиков сегодня в дом престарелых не сдавали, то да, новенькая – это я, – пожала плечами Анна, – извините, мне пора идти. А картина ваша и правда ужасна, никому ее не показывайте, – бросила напоследок она, разворачиваясь и собираясь спуститься с холма.
Энтузиазм и энергия нового знакомца почему-то раздражали, совсем не к месту сейчас. Такого нарушения своих планов она не предвидела и не знала, что ей делать: притвориться, что уходит, а самой дождаться, пока мужчина закончит мазню и отправится на отдых? Перенести все на завтра?
– Я вижу, что вы профессионал. – Генрих Карлович направился вслед за ней. Анна обернулась и хмуро уставилась на него.
– Вовсе нет, но я знаю, что такое пропорции. Извините, мне нужно идти. – Еще не хватало, чтобы он увязался за ней!
– Вы не против, если я составлю вам компанию? – не обращая внимания на явное недовольство в ее голосе, поинтересовался Генрих. Бросив холст и краски, он галантно протянул руку, чтобы помочь Анне спуститься с холма.
– Возражаю, – холодно отрезала Анна и сделала шаг назад. – Я бы хотела побыть одна.
– Простите мою навязчивость, но я решительно не могу избавить вас от своего общества. Во-первых, мне передали для вас роскошный букет, который я не стал заносить вечером, чтобы вас не беспокоить. Во-вторых, я не могу позволить красивой женщине разгуливать посреди ночи в одиночестве. Места у нас тихие, но никто ни в чем не может быть уверен наверняка. Ну а в-третьих, считаю своим долгом пригласить вас в нашу секцию рисования. – Генрих Карлович пропустил грубость Анны мимо ушей и, ухватив ее за руку, повлек за собой вниз с холма.
Анна по инерции сделала несколько шагов, а затем резко остановилась.
Генрих, державший ее за руку, споткнулся о небольшой камушек, покачнулся и на несколько мгновений прижался к женщине, чтобы удержать равновесие. Стукнулся бедром о гантель, лежавшую в кармане кофты. Потер ушибленное место и с удивлением посмотрел на Анну Ивановну. В предательском лунном свете он прочитал всю правду на ее лице. Разозлившись окончательно, она оттолкнула наглеца.
