И телочка подошла к ней, полагая, что хозяйка, как всегда утром, даст ей корму.
Маарита накинула ей на шею веревку и повела ее по дороге в сторону Локарна. Представляете, каким горем была для нее эта разлука с Коантик. Вот как любила она своего шалопая-сына и как сильно хотела его вернуть!
Она вошла вместе со своей телочкой в часовню и, привязав ее к алтарной преграде, сказала Богоматери:
— Богородица моя Локету, вот это Коантик, моя телочка. Если Господь ее сохранит, она скоро станет доброй коровой. Я отдаю ее вам, как бы дорого мне это ни стоило, и прошу, чтобы вашим заступничеством через восемь дней мой сын возвратился к своему хозяину, владельцу фермы Керберенес.
После чего Маарита пять раз прочла «Отче наш», пять раз «Богородицу» и пошла в Дюо, оставив жалобно мычавшую Коантик Богоматери Локету.
Восемь дней спустя, когда люди Керберенеса ели свою вечернюю похлебку во дворе фермы, они увидели перед собою человека с обожженной кожей, которая ужасно пахла паленым. Сначала они его не узнали. Но он поздоровался с фермером, назвав его по имени. И сразу разразился общий хохот.
— Да это же Глауд-ар-Сканв! Глауд-ар-Сканв!
Не смеялся только Глауд.
— Бери свою ложку, — сказал ему хозяин Керберенеса, — ты поспел прямо к ужину. За похлебкой расскажешь нам, откуда ты пришел.
— Откуда я пришел? — ответил Глауд-ар-Сканв. — Оттуда, куда не пожелаю попасть вам, — из ада! Если бы не моя матушка — отважная женщина, я бы и сейчас еще был там.
С этой минуты никто больше не сделал и глотка. Все окружили Глауда, трогали его одежду, руки, лицо. Подумать только! Человек живым вернулся из ада!
Тут же сообщили Маарите. Она прибежала так быстро, как позволили ей ее семидесятилетние ноги. Глауд горячо обнял ее и поклялся, что с этой минуты будет жить по-христиански, почитая Господа и всех святых, а особенно — Святую Деву Локету. Трогательная это была сцена, все плакали.
Этой ночью никто не спал в Керберенесе.
Глауд-ар-Сканв рассказал о своем путешествии. Он встретил в аду людей из своего прихода, которые поведали ему о своих муках. Самое жуткое, что он видел, это были люди, тела которых чесали, как паклю, гребнем с острыми раскаленными зубьями. Рассказ Глауда длился несколько ночей. Один местный стихотворец из этих рассказов сложил плач. Несмотря на все мои поиски, я так и не смог его раздобыть.
Лошадь дьявола
Жан-Рене Кюзон возвращался однажды ночью с ярмарки в Ландерно. Дорога из Ландерно в Фау длинная. Жан-Рене шел и посвистывал, чтобы и ноги шли бодрее, и самому было бы веселее.
— Славно свистишь! — услышал он вдруг голос за спиной.
Жан-Рене обернулся и увидел человека на лошади, ехавшего медленным шагом.
— Ты куда направляешься? — спросил человек, поравнявшись с Жаном-Рене.
— В Фау.
— Я в ту же сторону. Поедем вместе.
И он поехал рядом.
— Ваша лошадь ступает так тихо, — заметил Жан- Рене, — можно подумать, что она не подкована.
— Она просто еще очень молода, у нее нежные копыта.
Разговор продолжался дружески.
Они поговорили о жителях Фау. Человек, казалось, знал всех и в городе, и в округе, от самого богатого до последнего бедняка. О каждом он рассказывал всякие чудные истории. «Такой-то пьяница... такой-то скупердяй... этот бьет свою жену... другой — рогоносец... тот — ревнивец...» И, называя каждое имя, он рассказывал какую-нибудь историю, подтверждающую его слова. Нескучный был попутчик. Жан-Рене благодарил ангелов, что он его встретил.
Судача таким образом, они добрались До поворота с дороги на городскую улицу.
— Мне нужно здесь задержаться, — сказал всадник, — я должен выполнить поручение вон в том замке, за деревьями. Не будешь ли ты так добр подержать мою лошадь, пока я там буду? Я вернусь через несколько минут.
— Охотно. Но только я боюсь, что вы зря туда идете. Навряд ли там кто-нибудь на ногах в такой поздний час.
— О нет! Меня ждут.
— Ну тогда идите.
— Будь осторожен, не упусти лошадь.
— Не бойтесь, я справлялся и с более ретивыми конями.
Всадник спрыгнул на землю, взял мешок, притороченный к седлу, и пошел по улице.
А Жан-Рене намотал уздечку на руку и для надежности крепко взял лошадь за гриву.
— Христианин! Христианин! — вздохнула лошадь. — Ты делаешь мне больно. Пожалей, не тяни меня так за гриву!
Жан-Рене от изумления вскрикнул:
— Как, теперь и лошади начинают разговаривать!
— Это я сейчас лошадь!.. Но при жизни я была женщиной. Посмотри на мои ноги и увидишь.
Жан-Рене взглянул и действительно увидел, что ноги лошади были человеческими — хорошенькие, изящные ножки, как у молодой женщины.
— Господи Иисусе! — охнул он. — Что же это за человек ездит на тебе?
— Это не человек, это дьявол!
— О-о-о!..
— Он остановился здесь, чтобы пойти в замок и забрать душу девушки, которая только что скончалась. В эту минуту он кладет ее в тот мешок, который — видел? — он взял, и сейчас он потащит ее в ад. И ты можешь дождаться той же участи, если не исчезнешь отсюда, пока он не вернулся к нам...
Жан-Рене не стал ее слушать дальше. Он уже мчался по направлению к Фау и прибежал туда задыхаясь. Три дня он не мог говорить. И только на четвертый нашел в себе силы, чтобы рассказать близким о своем приключении.
Жан-Золото
Жил один человек, у которого в сердце была одна страсть — богатство. За это его прозвали Жан-Золото. Был он крестьянином, хлеборобом, работал день и ночь с одной только целью накопить через какое- то время полный сундук шестифранковых экю. Но напрасно он надрывался в поту, это время не приходило и не приходило. Нижняя Бретань, как вы знаете, кормит своих жителей, но не делает их богатыми. И Жан-Золото решился оставить эту скудную землю. Он слыхивал о других чудесных краях, где, как рассказывали, только поскреби слегка ногтем, и откроешь настоящие золотые залежи. Правда, находятся эти края на другом конце Божьего мира, в обители дьявола. Жан-Золото был крещеный, как вы и я, и совсем не стремился попасть в лапы сатаны. Но его страсть к деньгам была такой сильной, что он таки отправился в дорогу. «Ведь никто же не доказал, — говорил он себе, — что эти золотые залежи — собственность дьявола. Так говорят только для того, чтобы отпугнуть простаков, которые вздумали бы завладеть кладом. Когда Господь разделил мир между собою и сатаной, не был же он столь глуп, чтобы отдать своему смертельному врагу такую драгоценность».
Жан-Золото, как видите, судил о Боге по себе.
Решив так, он сказал себе: «В любом случае надо сходить туда. По крайней мере, буду знать, чем дело обернется. Если это опасно, всегда не поздно вернуться».
