Было высказано мнение, что у представителей иноземцев был расчет в последний момент вступиться за жизнь Таки Дзэндзабуро. Этот вопрос, по-моему, обсуждался в среде самих представителей. Мое же мнение состоит в том, что милосердие, хотя и может произвести желаемый эффект у более цивилизованных народов, было бы ошибочно принято за слабость и страх у тех более диких племен, которым иноземцы еще были неведомы. Преступление – нападение на стяги и подданных всех держав, заключивших договор, – было самым тяжким из совершенных против чужеземцев со времени их поселения в Японии. Несомненно, это преступление заслуживает смерти, и выбранная форма ее была в глазах японцев милосердной и в то же время законной. Преступление могло бы повлечь за собой военные действия и стоило бы сотен жизней, а оно было искуплено всего лишь одной смертью. Я полагаю, что в интересах Японии, а также и в наших собственных интересах, принятая линия поведения была благоразумной, и мне доставило большое удовлетворение обнаружить, что один из самых способных министров Японии, с которым я имел разговор по этому вопросу, был полностью солидарен с моим мнением.
Церемонии, соблюдаемые при совершении харакири, как оказалось, слегка отличаются в деталях в разных частях Японии, но следующая памятка на предмет обрядов, какие было принято практиковать в Эдо во время правления тайкуна (сёгуна), ясно доказывает их юридический характер. Я перевел памятку со свитка, записанного для меня одним японцем, который поведал мне то, чему сам был очевидцем. Описываются три различные церемонии.
Первая. Церемонии, соблюдаемые при харакири хатамото (придворного низшего ранга при дворе тайкуна (сёгуна) в тюрьме
Все проводится в строгой секретности. Расстилают шесть циновок татами в большом тюремном дворе, омэцукэ (офицер, обязанности которого, как оказалось, состоят в надзоре за другими офицерами), в сопровождении еще двух омэцукэ второго и третьего ранга, выступает в качестве кэнси (выборный начальник сельской полиции или свидетель) и садится перед циновками. Приговоренный, облаченный в церемониальное платье и пеньковую катагину поверх него, садится в центре татами. По всем углам циновки татами сидит тюремный чиновник. Два офицера городского губернатора выполняют обязанности кайсяку (палачей или секундантов). Они занимают места справа и слева от приговоренного. Кайсяку, сидящий слева, назвав свое имя, говорит, кланяясь: «Я имею честь действовать в качестве вашего кайсяку, не желаете ли поручить мне исполнить ваше последнее желание?» Приговоренный благодарит его и принимает или не принимает это предложение, в зависимости от своего желания. Затем он кланяется надзирателю, и перед ним, на расстоянии трех футов, ставят деревянный кинжал кусунгобу длиной девять с половиной дюймов, завернутый в бумагу и лежащий на подставке, похожей на ту, что используется для подношений в храмах. Когда он наклоняется вперед, чтобы взять деревянный кинжал, и вытягивает шею, кайсяку, находящийся слева от приговоренного, обнажает меч и отрубает ему голову. Кайсяку, находящийся справа, берет голову и показывает ее надзирателю. Тело отдают родственникам покойного для похорон. Его собственность конфисковывается.
Вторая. Церемонии, соблюдаемые при харакири подданного даймё
Когда к совершению харакири приговаривается подданный даймё, во дворе усадьбы ясики расстилают четыре циновки татами. Приговоренный, одетый в церемониальное платье и пеньковую катагину поверх него, садится в центре. Один офицер выступает в качестве главного свидетеля с кайсяку, которые ему подчиняются. Два офицера, исполняющие роли кайсяку, находятся справа и слева от приговоренного, четыре офицера становятся по углам циновок татами. Кайсяку, как и в первом случае, предлагает исполнить последнюю волю приговоренного. Перед ним помещают на подставке кинжал кусунгобу длиной девять с половиной дюймов. Это настоящий (не деревянный) кинжал, который приговоренный берет и втыкает в живот с левого бока ниже пупка, ведя его к правому боку. В тот самый момент, когда он от боли наклоняется вперед, кайсяку, находящийся слева, отрубает ему голову. Кайсяку, стоящий справа, берет голову и показывает ее надзирателю. Тело передается родственникам для захоронения. В большинстве случаев имущество покойного подвергается конфискации.
Третья. Самопожертвование даймё вследствие бесчестья
Если даймё повинен в предательстве или в оскорблении тайкуна (сёгуна), так как опозорено все его семейство, никаких извинений не приносится и не принимается. Совершивший проступок даймё приговаривается к харакири. Созвав к себе советников, он сообщает им свою последнюю волю и завещание для передачи сёгуну. Затем, обрядившись в придворное платье, он вспарывает себе живот и перерезает горло. Тогда его советники сообщают об этом правительству и для расследования посылают следователя. Ему подданные даймё вручают последнюю волю и завещание своего господина, а он относит их первому советнику – городзю, который передает их сёгуну. Если оскорбление было гнусным, таким, что повлечет за собой гибель всего семейства, снисходительностью сёгуна половина имущества может быть конфискована, а половина возвращена наследнику. Если оскорбление было незначительным, собственность целиком и полностью передается наследнику, а семейство не пострадает.
Во всех случаях, когда преступник вспарывает себе живот по собственной воле без приговора суда и без расследования, ввиду того что он больше не способен защищать себя, преступление считается недоказанным, и имущество не подвергается конфискации.
В 1869 году неким Оно Сэйгоро, секретарем палаты, было выдвинуто предложение о запрещении практики харакири в парламент Японии. Двести членов палаты проголосовали против такого предложения, которое поддержали лишь трое спикеров, по шесть членов парламента от обеих палат не голосовали вообще. В этих дебатах сэппуку, или харакири, было названо «истинной святыней японского национального духа и практическим воплощением преданности принципу», «великим украшением империи», «оплотом конституции», «ценным установлением, охраняющим честь аристократов и основанным на чувстве сострадания к военному сословию», «оплотом религии и стимулом к добродетели». Все дебаты демонстрируют болезненную привязанность, с которой японцы придерживаются традиций рыцарского прошлого. Стоит отметить, что внесший предложение запретить харакири Оно Сэйгоро, который неоднократно обращал на себя внимание тем, что вносил предложения, основанные на восхищении нашей европейской цивилизацией, был убит вскоре после того, как прошли эти дебаты.
Существует много письменных свидетельств невероятного героизма, проявленного при совершении харакири. Случай с юношей всего двадцати лет от роду из клана Тёсю, который на днях рассказал мне очевидец, заслуживает упоминания как пример изумительной решимости. Не удовлетворившись нанесением себе одного необходимого пореза, он трижды полоснул себя горизонтально и дважды вертикально. Затем воткнул себе в горло кинжал так, что острие вышло с противоположной стороны. Сжав зубы, он одним неимоверным усилием вытащил из горла кинжал обеими руками и упал замертво.
