Тогда Ван Чанчи устроил неподалеку от офиса компании засаду и выяснил, что Линь Цзябай каждое утро приезжает на работу на черном автомобиле, номерной знак которого содержит пять «восьмерок»
[21]. Когда машина проезжала мимо, Ван Чанчи отделяли от Линь Цзябая всего каких-то пять метров, однако на этих пяти метрах располагалась преграда в виде окна машины. Они словно находились в двух разных мирах, между которыми был возможен лишь зрительный контакт, словно одного из них просто показывали по телевизору. К тому же на этом небольшом расстоянии друг от друга они находились лишь миг. Между тем вход в офис преграждали турникет и охранник, где Ван Чанчи явно ничего не светило. Тогда он отошел на пятьсот метров в направлении, откуда обычно приезжал Линь Цзябай, и там обнаружил перекресток, рядом с которым находился полицейский участок Дунбаолу.
Утром в девять часов двенадцать минут Ван Чанчи с ужасным грохотом приземлился прямо на капот машины Линь Цзябая. Он свалился на нее словно какой-нибудь труп с неба, вынудив Линь Цзябая тут же остановиться. Поскольку Ван Чанчи сильно ударился переносицей о лобовое стекло, его пронзила такая дикая боль, что в висках его нестерпимо застучало, а барабанные перепонки грозили вот-вот разорваться, он даже подумал, что ему пришел конец, но, по счастью, резкая боль скоро отступила. Вокруг стали собираться прохожие, транспортное движение вмиг парализовало. Из полицейского участка выбежали двое полицейских, один из них занял место регулировщика, другой подбежал к Ван Чанчи. Между тем Ван Чанчи уселся на капот и вытащил плакат с надписью «Требую компенсации по причине производственной травмы». Зевак собиралось все больше, их крики и возгласы стали заглушать сигналы клаксонов. Полицейский, заикаясь, обратился к Ван Чанчи:
— Да-да-давай уже спускайся.
— Мне стоило больших усилий поймать его, если я спущусь, он тут же ускользнет, — ответил Ван Чанчи.
— Ты мне условия не выдвигай, для начала надо очистить дорогу, — распорядился полицейский.
Ван Чанчи двумя руками уцепился за выемку на капоте, в то время как полицейский начал стаскивать его за ноги. В результате Ван Чанчи соскользнул на землю, поцарапав подбородок о бампер и об асфальт.
— Поднимайся, — обратился к нему полицейский.
Но Ван Чанчи изо всех сил обхватил колесо, прижавшись к нему щекой, словно то была Хэ Сяовэнь, которую он обнимал первый раз в своей жизни. Он прижался так сильно, что у него перекосило лицо. Полицейский продолжал оттаскивать его от колеса, и при каждой попытке машину, словно при землетрясении, начинало покачивать, а у Ван Чанчи уже оторвался рукав. Зеваки образовали плотное кольцо и стали ругать полицейского, обвиняя его в грубости, в том, что он служит богачам и не сочувствует бедным. Нашлись даже такие, кто засучил рукава и был готов вот-вот ринуться в драку. Полицейский окинул взглядом наступавшую со всех сторон толпу, и его высокомерие тотчас сменилось доброжелательностью. Он присел на корточки и заговорил уже по-другому:
— Дружище, ты, главное, поднимайся, я помогу тебе все уладить.
Ван Чанчи ему не поверил. Косо глянув на полицейского, он словно оценивал насколько его слова правдивы. А тот продолжал:
— Ты, главное, отцепись, я гарантирую, что не дам ему улизнуть.
Ван Чанчи продолжал сомневаться. Тогда полицейский приложил ладонь к козырьку. «Надо же, какая честь!» — подумал Ван Чанчи, ослабил хватку и поднялся на ноги. Полицейский стал отряхивать с него пыль, в точности как это делала мать Ван Чанчи, когда он был ребенком. Ван Чанчи тут же оттаял.
— Если бы не безвыходное положение, я бы никогда так не поступил, я не какой-нибудь ловкач, они вынудили меня на этот шаг, — стал оправдываться Ван Чанчи.
Полицейский постучался в дверцу машины, и только тогда ее стекло медленно сползло вниз. Полицейский дал понять, что машину следует подогнать к полицейскому участку. В ответ на это Линь Цзябай дал по газам и стрелой вылетел вон, оставив распоряжение полицейского безо всякого внимания. «Вот и все, — подумал Ван Чанчи, — все зря, мой план провалился».
Машину Линь Цзябая перехватил и сопроводил в участок полицейский мотоцикл с мигалкой. При содействии полицейского по фамилии У Ван Чанчи получил возможность встретиться с Линь Цзябаем лицом к лицу. Их отделял друг от друга лишь стол. Впервые их оценивающие взгляды пересекались так долго и на таком близком расстоянии. Линь Цзябай был белолицым и худощавым, на носу у него красовались темные очки. У него была короткая стрижка и маленькие глаза, из-под белоснежного воротничка надетой под костюм сорочки выглядывала тонкая, словно девичья, шея. Кожа Ван Чанчи выглядела черной и задубевшей, на его пальцах виднелись царапины от кирпичей, вся его одежда была насквозь пропыленной, даже волосы были в пыли, в которой он извалялся только что на дороге. Сложнее всего Линь Цзябаю было принять то, что у Ван Чанчи оказались на удивление большие красивые глаза, правильные черты лица, густые брови и ровные зубы… «Если бы этот оборванец не уродился кем уродился, наверняка стал бы каким-нибудь модником», — подумал он. «Оказывается, мошенники и убийцы тоже могут иметь привлекательную внешность», — в то же самое время думал Ван Чанчи. «Но будь то красавцы или уроды, — думал Линь Цзябай, — мысли и методы шантажа у всех одинаковые». «Какой обманчивой может быть внешность, — думал Ван Чанчи. — Но, как говорится, если правитель жесток, то сдохнут рыбы там, где он помоет руки, засохнет трава, где пройдут его ноги». «Чуть что, так начинаете то прыгать с многоэтажек, то бросаться под машины, — думал Линь Цзябай, — от вас в обществе одни только проблемы». «Именно такие, как ты, и подрывают доверие», — думал Ван Чанчи. «Именно вы портите качество китайской нации», — думал Линь Цзябай. «Именно вы выжимаете из нас силы и отбираете жирные куски», — думал Ван Чанчи. «Плюете где ни попадя, мочитесь и гадите, где вздумается», — думал Линь Цзябай. «Предлагаете и берете взятки, содержите по несколько любовниц, вступаете в сговор с чиновниками», — думал Ван Чанчи. «Да ты — оборванец», — думал Линь Цзябай. — «Да ты — гадина», — думал Ван Чанчи. «А какая вонь от твоих ботинок», — думал Линь Цзябай. «Чем ты так наодеколонился? Меня сейчас стошнит…» — подумал Ван Чанчи.
Ван Чанчи первым нарушил молчание и заговорил на диалекте. Он надеялся, что этим сможет расположить к себе Линь Цзябая, но, к его разочарованию, тот и ухом не повел. Ван Чанчи озвучил свое требование и положил на стол письменную жалобу и справку об инвалидности. Линь Цзябай, отвернувшись, смотрел в окно и не произносил ни слова. Ван Чанчи уставился на него в упор, было слышно, как он сжал кулаки, несколько раз у него возникало желание встать и врезать ему как следует, но каждый раз он себя останавливал. Линь Цзябай махнул рукой, вызывая из коридора полицейского. В комнату вошел полицейский У.
— Послушайте, сэр, — обратился к нему Линь Цзябай, — пожалуйста, объясните ему, что я вовсе не отказываюсь от выплаты компенсации, но я не собираюсь делать это бездумно. Если меня обяжут что-то выплатить, пусть это будет разумно и законно. Нужно пройти определенные процедуры, обратиться в соответствующие инстанции, вместо того чтобы действовать такими варварскими способами. У нас правовое государство, все должны соблюдать законы и дисциплину, а если каждый будет решать свои споры шантажом, то вся наша правовая система развалится.
