Лю Цзяньпин лишь холодно усмехнулся:
— Ты полагаешь, что я в этом и правда разбираюсь? Это все так, для апломба, такие, как мы, на безобразия можем отвечать лишь безобразием. Проще говоря, надо платить той же монетой, действовать по букве закона здесь бесполезно.
— Но как можно не считаться с доводами?
— Доводы — это хорошо, но сперва за них нужно заплатить. На тебя обратят внимание только тогда, когда ты внесешь задаток. Допустим, мы выиграем тяжбу, но нескольких десятков тысяч все равно не хватит, чтобы заручиться поддержкой чиновников. Когда придет время, ты получишь приговор, доказывающий твою правоту, а за все твои хлопоты заработаешь просто скрепленную печатью бумажку. Это то же самое, что какая-нибудь почетная грамота вместо денежной награды.
Ван Чанчи погрузился в молчание. Через некоторое время он аккуратно положил книгу на место и осторожно спросил:
— А есть еще какой-нибудь способ?
— Есть, — ответил Лю Цзяньпин, — но решишься ли ты?
— Может, и решусь.
— Речь о похищении.
Ван Чанчи снова погрузился в молчание. Выдержав долгую паузу, он наконец сказал:
— Тут бы пригодилось оружие.
— Да ты бы и с оружием сдрейфил. Знаешь, кто у вас там главный начальник?
Ван Чанчи отрицательно мотнул головой.
— Линь Цзябай.
— Снова он? Он уже оставил людей без зарплаты в уездном центре!
— Ты знаешь, кто убрал Хуан Куя?
— Неужели он?
— Поскольку в это дело вмешался отец Линь Цзябая, полиция ничего с ним не сделает.
— А за что он убрал Хуан Куя?
— Возможно, Хуан Куй слишком много знал.
— Тогда, твою мать, я рискну! — Ван Чанчи вдруг так сильно повысил голос, что Лю Цзяньпин вздрогнул.
36
Проснувшись рано утром, Ван Чанчи сначала хотел поваляться в кровати, но поскольку в семь часов уже сработал его биологический будильник, спать ему больше не хотелось, и он не спеша поднялся. Будь это в обычное время, он бы уже носился как сумасшедший, одевался бы, чистил зубы, умывался, собирался, потом, словно гонщик, вылетел бы из дома и помчался вниз, к закусочной, там задержался бы на секунду, чтобы купить две пампушки, и погнал бы дальше, на стройплощадку. Однако сейчас, он, похоже, перегорел, ему больше никуда не хотелось бежать, он сидел, словно приклеенный к простыне, и не двигался, точно застывшее изваяние.
Спустя час проснулась Сяовэнь. Ван Чанчи по-прежнему сидел на кровати.
— Сколько времени? — спросила Сяовэнь. — Ты еще не ушел?
Ван Чанчи ее словно не слышал, он даже не моргнул. Вдруг Сяовэнь хлопнула себя по лбу и сказала:
— Слушай, какая же я идиотка, чуть не забыла, что сегодня у тебя трюк с самоубийством.
Ван Чанчи по-прежнему сидел, не шелохнувшись, похоже, он перестал даже думать. Сяовэнь встала, разогрела рисовую кашицу, пожарила яичницу, после чего несколько раз подряд позвала мужа. На седьмой-восьмой раз он наконец поднялся с постели, почистил зубы, умылся и сел завтракать. Сяовэнь сказала:
— Помни, что все это лишь игра, наша цель — выманить змею из норы, не смей повторить прыжок своего отца.
Ван Чанчи не проронил ни звука. Сяовэнь продолжала:
— Наверху ветрено, оденься теплее, слишком высоко не лезь и долго там не торчи. Как только заберешься на леса, пока никто не видит, привяжи себя веревкой, главное — не сорвись.
Сказав это, она вытащила бечевку. Бечевка была примерно метр длиной, толстая и крепкая, с крюками на обоих концах.
— Ты где ее взяла? — спросил Ван Чанчи.
— Купила, — ответила Сяовэнь. — Такое можно найти у каждой стройплощадки. Там еще продают разные плакаты типа: «За полученное увечье требую возмещения!», «Если не заплатишь деньгами, заплатишь внуками и сыновьями!», «До празднования Нового года просим отдать зарплату народу!», «Должник, имей смелость показаться на глаза!». Там есть все, что пожелаешь, и от покупателей нет отбоя, этот бизнес вот-вот превратится в отдельную отрасль.
Когда Ван Чанчи вышел за порог, первой его мыслью было взять и удушить этой бечевкой Линь Цзябая, однако эта мысль развеялась, подобно пару от пампушечных решеток в уличной закусочной. Ван Чанчи три дня бродил по периметру стройплощадки, не находя смелости залезть на строительные леса. Каждый вечер он обессиленный возвращался домой, чувствуя себя бесконечно виноватым перед Сяовэнь. И хотя Сяовэнь его не упрекала, ее недовольство слышалось и в том, как порывисто она мешала овощи на сковородке, и в том, с каким шумом расставляла тарелки, и в том, с каким раздражением она мылась, — даже вода из-под крана лилась у нее с более мощным напором. Ван Чанчи будто сидел на иголках, ему не хотелось находиться дома. На вечер четвертого дня он снова с опущенной головой вернулся домой, где кроме Сяовэнь обнаружил еще одного человека. Кто же это был? Он никак не мог вспомнить. Напрягая изо всех сил память, Ван Чанчи вдруг смутно осознал, что это Лю Цзяньпин.
— Ну как, забрался на леса? — спросил он.
— Нет, — ответил Ван Чанчи.
— А как же ты собираешься получить компенсацию? — спросила Сяовэнь.
— Мне нужно действовать как-то иначе, чем мой отец.
— Все остальные методы могут иметь печальные последствия: или прольется чья-то кровь, или не досчитаешься денег. Все это сложно и к тому же противозаконно, зато шоу с суицидом никому не повредит, разве что вынудит начальника предпринять какие-то действия, — сказал Лю Цзяньпин.
— Нынешние начальники никого и ничего не боятся, их не испугает никакой суицид, — ответил Ван Чанчи.
— А что, если к тебе присоединюсь я? Вместе мы — сила, — предложил Лю Цзяньпин.
— Я не хочу повторять за отцом.
— Есть вещи, которые приходится делать, хочешь ты того или нет. Ты ведь не можешь, к примеру, взять и перестать отбивать поклоны перед предками? — вмешалась Сяовэнь.
— В сферу выбивания долгов сложно привнести что-то новое, тут лучше всего действовать традиционными методами.
— Я не хочу повторяться, — стоял на своем Ван Чанчи.
Спустя несколько дней он наконец придумал нечто совершенно новое, и это привело его в такое возбуждение, что он всю ночь не сомкнул глаз. Пока он рос, на всех его поступках, больших и малых, ощущалось влияние отца, и только сейчас он придумал нечто оригинальное в своем роде. Может быть, он преисполнился такого энтузиазма именно потому, что его идея ничем не повторяла идеи отца. Разумеется, она не возникла из ниоткуда, она стала плодом тщательных наблюдений и учитывала реальное положение дел. Прежде всего, он записал телефон строительной компании, который был указан на рекламе стройплощадки. Затем, представившись богатым клиентом, он позвонил туда из телефонной будки, уточнил, где эта компания находится, после чего заявился по указанному адресу. Под видом земляка Линь Цзябая он специально заговорил на диалекте, надеясь, что его к нему пропустят, но охранник его не пропустил. Выждав два дня, Ван Чанчи снова заявился в компанию, но теперь уже под предлогом, что у него там есть одно дело. Охранник принялся уточнять, что у него за дело. Ван Чанчи не смог быстро найтись с ответом и его снова не пропустили. На третий раз он сказал, что ищет некоего Лао Дэна. Охранник попросил назвать полную фамилию и имя сотрудника, и тогда Ван Чанчи выпалил первое, что пришло ему в голову: Дэн Дэчжи. Охранник никого не нашел под таким именем и снова выпроводил его. После трех визитов подряд Ван Чанчи, разумеется, уже всем намозолил глаза, поэтому шанса проникнуть в компанию у него не осталось.
