— Не хочешь съездить с нами?
Ван Чанчи помотал головой. На самом деле это расходилось с его истинным желанием. Ему очень хотелось хоть одним глазком взглянуть на родную деревню, о которой он грезил и днем и ночью, хотелось взглянуть на родной дом, на огород, на свинарник, на Второго дядюшку, на клен, на очертания гор и рисовые поля. А еще хотелось до отвала наесться домашней едой. Но возвратиться ему не позволяла совесть: он боялся, что деревенские распознают обман его отца и узнают, чем на самом деле занимались его родители. Двери автобуса звучно захлопнулись, сидящий в коляске Ван Хуай полностью исчез из вида. Но Ван Чанчи пока еще видел прильнувшее к окошку лицо Лю Шуанцзюй. Она так сильно прижалась к стеклу, что ее нос совсем сплющился, она словно хотела вырваться из плена. Автобус трижды просигналил о своей отправке и медленно тронулся в путь. Ван Чанчи смотрел на удаляющийся автобус, и на душе у него было хуже некуда.
Выйдя с вокзала, он подошел к авторемонтной мастерской и уселся на тот самый камень, на котором сидел в прошлом году. Там работал все тот же мастер, но своего бывшего ученика он уже не признал. Глядя вдаль на уходящую в горы трассу, Ван Чанчи представлял, как автобус проезжает мимо деревенек Мацунь, Цзяли и волостного управления, представлял, как Лю Шуанцзюй берет в доме у двоюродной сестры бамбуковые шесты и просит кого-нибудь помочь дотащить Ван Хуая, минуя водохранилище, сельсовет и чайную плантацию, до самого дома. Потом представлял, как Лю Шуанцзюй вытаскивает из кармана своих брюк ключ и отпирает покрывшийся ржавыми пятнами замок.
Постепенно стемнело, автомастерская закрылась, на улицах, словно два ряда свечей, один за другим зажглись фонари. Прежде чем уйти, мастер посверлил своим взглядом Ван Чанчи, но никаких результатов это действие не дало. Ван Чанчи подошел к хибаре, в которой жили родители. На подоконнике все еще красовались стеклянные бутылки с водой самых разных цветов и оттенков, на двери печально позвякивали покрытые ржавчиной ветряные колокольчики. Он почуял оставшийся от Ван Хуая запах, увидел перед домом еще не стертые следы ног Лю Шуанцзюй. Он обошел вокруг хибары, тяжко вздохнул, после чего положил обе руки на ее стену и с силой толкнул. Стена с треском обвалилась, подняв целый столб пыли. «Если бы они не уехали, — подумал Ван Чанчи, — то рано или поздно этот аварийный дом схоронил бы их под собой. Если бы сейчас я его не разрушил, то они, возможно, сюда бы вернулись и снова стали попрошайничать». А может быть, такому его поведению была совсем другая причина. Кто знает, вдруг он таким образом просто хотел похоронить этот мрачный период своей жизни? Или искоренить его из недр своей памяти?
А Ван Хуай в этот самый момент уже сидел у себя дома. К ним заявились Второй дядюшка, его жена, Чжан Пятый, Чжан Сяньхуа, Ван Дун, Лю Байтяо и другие, даже Гуан Шэн из соседней деревни — и тот пришел. Все они стали приставать с расспросами, как там да что, их интересовало, сколько зарабатывает Ван Чанчи, они справлялись о Сяовэнь, которая уже была на сносях… Лю Шуанцзюй угощала всех водкой, чаем, сигаретами, конфетами и печеньем. После нескольких рюмок Ван Хуай раскраснелся. Раззадорившись, он освободил на штанах пояс и, вытащив две припрятанные пачки денег, положил их на стол. Все вдруг уставились на деньги, в комнате воцарилась тишина. Лю Байтяо охрипшим от удивления голосом спросил: «Откуда у тебя такая уйма денег?» — «Чанчи дал», — ответил Ван Хуай. Все пораженно заохали, стали причитать, перебивая друг друга, и спрашивать: неужели Чанчи стал большим начальником? Ван Хуай лишь молча продолжал выпивать, и лицо его, расплывшись в улыбке, покрылось сплошной сеточкой морщин.
35
Ван Чанчи не собирался раздувать никаких проблем, а потому хотел предупредить всякое их появление заранее. Каждый день он исправно приходил на стройплощадку выкладывать стены, надеясь, что так будет всегда. Он ничего не хотел менять, и было бы здорово, если бы возводимое здание продолжало расти вверх вечно. Лишь бы только в его правой руке был мастерок, в левой — красный кирпич, а в ноздрях — едкий запах цемента, и тогда бы его жизнь напоминала отлитую арматуру, все в ней было бы надежно и крепко. Однако Лю Цзяньпин продолжал бить его по плечу, обзывая то трусливой черепахой, то земляным червем, то муравьем, то другими бесхребетными и трусливыми существами. Каждый раз, отчитывая его, Лю Цзяньпин вспоминал какую-нибудь новую тварь из мира животных. Во время обеда на стройке Ван Чанчи обычно брал свою порцию и садился в какой-нибудь безлюдный угол, чтобы, чавкая, поесть в свое удовольствие. Но Лю Цзяньпин, словно у него был встроен датчик GPS, всегда находил Ван Чанчи, где бы тот ни спрятался. Кроме того, что Лю Цзяньпин его отчитывал, он еще высказывал ему свои сожаления, замечая, что такой шанс, словно пук, долго вонять не будет. Тогда Ван Чанчи спрашивал, откуда у него такая уверенность. Лю Цзяньпин отвечал, что он уже трижды выигрывал дела такого рода и в каждом случае получал больше десяти тысяч юаней. Ван Чанчи ему не верил. Разумеется, у него были основания не верить, потому как еще совсем недавно на стройплощадке в уездном городке Лю Цзяньпин был рохлей, который таскался за Ван Чанчи хвостом, чтобы только поесть на халяву: каким же образом теперь он мог так сильно измениться? Как-то раз Лю Цзяньпин вытащил несколько измятых листков и показал их Ван Чанчи. Развернув их, Ван Чанчи убедился, что это были расписки от людей, которые доверили Лю Цзяньпину потребовать возмещения их убытков. Там стояли подписи и отпечатки пальцев, так что это не было похоже на подделку. Рассмотрев бумаги, Ван Чанчи вернул их назад и спросил Лю Цзяньпина, почему тот решил заниматься такими делами.
По словам Лю Цзиньпина, это произошло само собой. Заработную плату задерживают на каждой стройплощадке, с ним такое уже случалось пять раз, и когда у него не оставалось денег даже на пампушку, он шел прямиком к начальникам и угрожал им кулаком и палкой. Те изначально были неправы, поэтому стоило взять их за горло, как они начинали возмещать задолженности по зарплате. Поначалу Лю Цзяньпин прятался за других и ему перепадали лишь крохи, но спустя пару таких походов он осмелел. Почему он осмелел? Да потому что понял, что за убийство платят жизнью, а долги подлежат возврату, сотни лет народ живет по этим правилам. Так на каком основании тот, кому задолжали, вдруг должен бояться должника? Чем больше Лю Цзяньпин говорил, тем больше распалялся, словно сжимал в руках ключ от успеха. Ван Чанчи пришлось посмотреть на него другими глазами. В тот же вечер он составил доверенность, а на следующий день вместе с Лю Цзяньпином сходил в больницу за справкой об импотенции. Заполучив эти две бумаги, Лю Цзяньпин исчез со стройплощадки, сказав, что отправился на большое дело. Ван Чанчи все так же продолжал ходить на работу, но только теперь из рук у него то и дело валились на землю, рассыпаясь в крошку, кирпичи, да и стены выходили не такими ровными, и работал он все медленнее, смутно предчувствуя приближение беды.
В результате его вызвал к себе в кабинет подрядчик Ань и сказал, чтобы Ван Чанчи или прекратил свои фокусы, или убрался вон. От испуга у Ван Чанчи обмякли ноги, и он обмочился. Подрядчик Ань, глядя на низ его трепещущих штанин, сказал:
— Раз у тебя нет смелости, зачем вообще взялся за такое дело?
