Лю Цзяньпин самодовольно кивнул, точно этим стоило гордиться. На лице Ван Чанчи появилось некоторое сомнение, похоже, он не мог так сразу принять этот факт. Между тем Лю Цзяньпин пустился в объяснения:
— Некоторые ради компенсации специально отрезают себе пальцы, есть такие, которые заманивают какого-нибудь человека в шахту, потом проламывают ему там лопатой голову, после чего говорят владельцу шахты, что тот был их родственником.
— А разве это не преступление?
— Богачи первые встали на эту дорожку, а мы уж потом подтянулись. Раз мы не в силах одолеть толстосумов и совершить революцию, тогда нам, по крайней мере, надо дать им понять, что у нас есть не только кости, но еще и шипы.
Тут Ван Чанчи хлопнул об пол пустую бутылку.
— Ты согласен? — спросил Лю Цзяньпин.
Раздался повторный хлопок — Ван Чанчи разбил вторую бутылку. Напуганная его поведением Сяовэнь, залепетала:
— О предки, кончай уже бить бутылки, а то придется нашему ребенку собирать в будущем пустую тару.
«Хлоп!» — раздалось в очередной раз.
Глава 4. Помешательство
32
— Пятьдесят тысяч юаней, ты понимаешь сколько можно провернуть с такими деньгами?
Сяовэнь растолкала заснувшего было Ван Чанчи и помахала перед ним раскрытой ладонью. Мерцание уличных фонарей за окном превратило ее пятерню в расплывчатый веер, но через некоторое время Ван Чанчи разглядел в нем пальцы. С момента визита Лю Цзяньпина Сяовэнь день-деньской компостировала Ван Чанчи мозги компенсацией за моральный ущерб, не отставая от него до самой глубокой ночи.
— Но ведь двадцать тысяч возьмет еще Лю Цзяньпин, — напомнил Ван Чанчи.
— Пусть у нас останется тридцать тысяч, — говорила Сяовэнь, убирая большой и указательный пальцы, — но даже за тридцать тысяч в нашей деревне можно и дом двухэтажный построить, и ребенка вырастить, включая садик и учебу в средней школе.
Ван Чанчи словно ударили током в сердце, потому как, заговорив об учебе ребенка и строительстве дома, Сяовэнь попала в его уязвимое место. И все-таки он колебался. Бессознательно потирая правой рукой свое причинное место, он сказал:
— А вдруг у меня это временно, вдруг через несколько дней все восстановится?
— Что за чушь ты несешь? Я уже тысячу раз его мяла, и никакой реакции.
— Неужели ты даже не надеешься, что с ним все будет в порядке?
— А к чему мне пустые надежды? Тут важна четкая позиция. Уже больше месяца, как ты выписался из больницы, если прямо сейчас не потребуешь компенсацию, то потом руководство просто забудет об этом деле.
— Ну а если по чистой случайности у меня все придет в норму, разве я не стану аферистом?
— Как вата может превратиться в железо? У нас такой случай подвернулся, а ты все что-то мешкаешь.
Ван Чанчи был не в восторге от того, что его горе превратилось в предмет для бизнеса. Он повернулся к Сяовэнь спиной. Он не верил, что его случай настолько безнадежен, поэтому в вопросе о компенсации активности не проявлял. Ему казалось, что пока он не требует денег, у него остается хотя бы ниточка надежды, и наоборот, как только он начнет их требовать, и мало того, если вдруг их получит, — выздоравливать ему будет уже совестно. Поэтому как ни уговаривала его Сяовэнь, он так и не попросил у начальства денег за свое увечье. Более того, он несколько раз втихаря сходил в клинику, где занимались мужскими проблемами, и там ему выписали целую кучу лекарств. Он их спрятал и в тайне от Сяовэнь принимал, каждый раз чувствуя себя виноватым, словно он, не делясь, втихаря съедал какое-то лакомство. С момента лечения прошло больше половины месяца, но его орган оставался мягким, как вата. На душе у него было совсем паршиво, тем не менее он не сдавался, поэтому обратился к врачу традиционной медицины, который выписал ему кучу китайских лекарств. Эти лекарства следовало заваривать, что вызывало недовольство Сяовэнь. Каждый вечер после ужина Ван Чанчи начинал готовить для себя снадобье. Запах целебных трав вырывался через отверстие в крышечке глиняного чайничка, заполняя всю квартиру и пропитывая все вокруг, включая даже постель и одежду. Сяовэнь, зажимая нос, говорила:
— Эти травы действительно тебя вылечат?
— А зачем я, по-твоему, их принимаю? — отвечал Ван Чанчи.
— Да тебя всего лишь хотели надуть, — холодно усмехалась Сяовэнь.
Ван Чанчи и сам так думал, но если всех докторов считать за шарлатанов, а все лекарства — за подделку, то у него пропадет всякая надежда. После приема китайских лекарств прошло десять с лишним дней, но никакого эффекта они не принесли. Однако Ван Чанчи не отчаивался. Он решил, что проблема не в лекарствах, а в их недостаточных дозах. Тогда он увеличил дозу и теперь взахлеб заглатывал свое варево, от чего Сяовэнь покрывалась гусиной кожей, словно лекарство принимал не Ван Чанчи, а она сама. Всякий раз перед тем, как выпить снадобье, Ван Чанчи, чтобы не раздражать своими звуками Сяовэнь, просил ее заткнуть уши. И она открывала их только тогда, когда тот выпивал лекарство. Днем он наливал настой в пластиковый термос и брал с собой на стройку. Лю Цзяньпин, заметив, что Ван Чанчи принимает лекарство, похлопал его по плечу и сказал:
— С каким бы аппетитом ты не пил это лекарство, оно тебе все равно не поможет. Лучше решительно потребовать компенсацию.
Ван Чанчи в ответ мотал головой, да так рьяно, что было слышно, как хрустит его шея.
Как-то раз Ван Чанчи получил квитанцию о денежном переводе. Деньги пришли от Ван Хуая, на бланке была указана сумма в одну тысячу юаней, а в пункте отправления значилась почта уездного городка. Эта хлипкая бумажка легла в руки Ван Чанчи таким грузом, что у него тотчас заныли от боли пальцы. С момента своего отъезда в город сам он не отослал в родную деревню ни фэня
[20], зато деньги пришли в город, что выглядело более чем смешно. Ван Чанчи нашел на стройке укромное место и молча выплакался, после чего отослал полученные деньги обратно, прибавив к ним еще одну тысячу. А спустя десять дней он получил от Второго дядюшки такое известие: «Месяц назад твои родители покинули деревню и сказали, что поехали жить к тебе в город. Я понял, что они еще не с тобой, только когда получил твое письмо и перевод…»
Ван Чанчи словно обухом огрели по голове, это было даже похлеще, чем когда он свалился со строительных лесов. В тот вечер он вернулся домой с совершенно пустыми руками, забыв взять с работы даже свой паек и термос с настойкой. Пока Ван Чанчи уединился в туалете, Сяовэнь, почуяв неладное, обшарила все его карманы и в итоге нашла письмо от Второго дядюшки. Она перечитала его дважды и, в целом поняв содержание, подошла к туалету и хлопнула по двери. Та оказалась не заперта. В туалете Ван Чанчи просто стоял, он не справлял нужду и не умывался, похоже, он зашел туда, чтобы просто побыть одному. Тогда Сяовэнь, подняв перед ним письмо, заявила:
