Вера Холодная была обворожительна, прекрасна, неотразима в цирковом наряде с короткой, до колен, пышной юбочкой и в дерзком трико, открывающем взгляду ее полненькую и ладненькую фигурку, – сейчас «королеву экрана», конечно, обозвали бы «толстухой» и посадили на диету, но в те времена женщины еще ценились такими, какими их создала мать-природа (без вмешательств диетолога и тренера по аэробике), и Вера Холодная была весьма «секси»: ведь короткие и облегающие туалеты в начале нашего века, несмотря на тотальную сексуальную раскрепощенность, все еще считались смелыми и эротичными.
Серия открыток с кадрами из фильма разошлась неслыханными прежде тиражами.
Особенно популярен был финальный кадр, в котором князь Пещерский рыдает, обняв погибшую Мару: там пышная юбочка еще чуть-чуть приподнялась, и луч света полностью озарял стройные ножки актрисы…
Ей еще раз придется одеться в похожий – короткий и пышный – наряд: в фильме «Молчи, грусть, молчи…», где она снова будет играть циркачку.
Харитонов не однажды эксплуатировал любую случившуюся у него удачу – будь то успешный фильм или откровенный наряд актрисы, собственно, любая удача эксплуатировалась, пока не становилась штампом.
Кстати, он планировал снять еще одно продолжение к фильму «У камина» – теперь уже к фильму «Позабудь про камин – в нем погасли огни» – под названием «Камин потух». Об этом было объявлено, сценаристы создали либретто… Но почему-то фильм так и не был снят.
V
Следующим фильмом с Верой Холодной стала весьма претенциозная экранизация французского классика Эмиля Золя: «Человек-зверь».
История сумасшествия на почве ревности и социальной несправедливости.
Честный машинист Рубо узнает, что его юная, обожаемая жена Северина до брака с ним была совращена своим воспитателем, богатым бароном. Он начинает мстить и понемногу увлекается кровопролитием… Другой машинист, Жак Лантье, влюбленный в Северину, пытается спасти ее из лап маньяка-мужа. А крестьянская девушка, влюбленная в Жака Лантье, мстит за отвергнутые чувства уже ему и Северине. В результате погибают все четверо.
Роман Золя – очень сложный, очень кровавый, в нем много психологии и даже, если можно так сказать, психиатрии.
Вера Холодная играла Северину. Фильм мог бы стать удачным, но… Не стал таковым. Возможно, из-за того, что публика предпочитала красивые костюмные драмы из жизни высшего света грубым страстям французских железнодорожников.
Затем были две ничем не примечательные мелодрамы – «Любовь графини» и «В золотой клетке».
Уже грянула революция, но репертуар кинотеатров не менялся. И киноателье продолжали снимать кино «из жизни богатых». Красивое кино с высокими страстями, пышными костюмами и роскошными интерьерами.
Хотя самих «богатых» уже «прогнали», пышных костюмов никто не носил, роскошные интерьеры национализировали и разграбили (в сущности, это одно и то же), а «высокие» страсти сменились кровавыми драмами такой силы, что никакое кино не могло теперь сравниться с жизнью по остроте ощущений…
И все равно киноателье работали, фильмы снимали, люди их смотрели с неослабевающим интересом.
Теперь это кажется неким историческим феноменом.
Возможно, это происходило просто по инерции…
Возможно, как и во времена войны, так и в начальный период революции кинематограф играл роль некоего наркотика, отвлекающего от печальной реальности.
Наплакавшись в темноте кинотеатра, люди выходили на яркий солнечный свет, но жизнь уже не казалась им такой уж тяжелой и страшной…
А время запретов на «буржуазное искусство» и гонений на «мещанство» еще не наступило. Большевики еще сами не были уверены в прочности своей власти. В их руках были обе столицы, но вся остальная огромная Россия своего выбора пока еще не сделала… Так что национализация кинематографа, пока еще находившегося в руках частных предпринимателей, стояла в списке задач на одном из последних мест.
VI
В конце января 1918 года был создан «Киноподотдел Внешкольного отдела Государственной комиссии по просвещению», но какой-то четкой линии он выработать пока еще не успел.
Одновременно с этим в конце января 1918 года киноателье Харитонова приступило к созданию самого знаменитого из фильмов Веры Холодной – «Молчи, грусть, молчи…» – по мотивом популярного (до сих пор популярного) романса:
Тоска, печаль, надежда ушла,
Друга нет, неприветно вокруг.
В ночной тиши я слышу рыданья —
Стон души о разбитой любви.
Молчи, грусть, молчи…
Не тронь старых ран!
Сказку любви дорогой
Не вернуть никогда, никогда…
Фильм задуман был сразу в двух частях – вторая часть называлась «Сказка любви дорогой», по другой строчке того же романса, и вышла на экран спустя две недели после первой – она, к сожалению, не сохранилась, но даже первая часть смотрится как законченное произведение.
Сняли этот фильм к десятилетию творческой деятельности Петра Ивановича Чардынина, готовились к нему дольше обычного, больше репетировали. Четыре месяца работы над одним фильмом – значительный срок для тех времен!
И в результате получился стопроцентный блокбастер: начиная со сценария, бесспорно удачного, ведь фильм (вернее, уцелевшая первая часть) до сих пор может смотреться с интересом, и заканчивая таким звездным составом, которого не было до сих пор ни в одном фильме.
Во-первых, – сам именинник Чардынин в качестве режиссера, сценариста и в роли циркового артиста Лорио.
А во-вторых, вместе с ним на фильм были заявлены: Вера Холодная – в роли его жены, циркачки Полы, Иван Мозжухин – в роли гипнотизера-иллюзиониста Олеско Прасвича, Владимир Максимов – в роли художника Волынцева, Витольд Полонский – в роли богатого барина Телепнева, Осип Рунич – в роли присяжного поверенного Зарницкого, Иван Худолеев – в роли коммерсанта Прахова…
Фильм активно рекламировали, и публика ждала его с нетерпением.
Еще бы – все звезды сразу в невиданно длинной двухсерийной «фильме»!
Правда, «король экрана» Мозжухин в конечном итоге в «Молчи, грусть, молчи…» сниматься не стал. То ли заболел, то ли не согласился с предложенным гонораром… Вместо него на роль гипнотизера Олеско Прасвича взяли Константина Хохлова – и, по всеобщему утверждению, эту роль Хохлов сыграл даже лучше, чем мог бы сыграть великий Мозжухин. Со своими невероятными, страшными, роковыми глазами, нервный, трепещущий, как натянутая струна, он действительно казался колдуном, ведьмаком – и в то, как он гипнотизировал бедняжку Полу, действительно верилось! Блистательный Мозжухин не мог бы казаться таким зловещим. Можно сказать, Мозжухин был слишком хорош для роли Олеско Прасвича. Зато Хохлов подходил для этой роли идеально.
«Молчи, грусть, молчи»…
