– Уютнее, чем в ресторане, вкуснее, чем у местных поваров! – тяжело вздохнула Майя. Она с аппетитом навернула жаркое с помидорами, салат и кусок пирога с кофе.
– А что я тебе говорила.
– Давай сегодня не будем делать домашнее задание, – вдруг спросила Майя, – давай сегодня поболтаем.
– Давай, – согласилась Кира, понимая, что Майе надо выговориться.
– Почему ты с мужем плохо жила? – тут же прямолинейно спросила Майя.
Кира не смутилась. Она понимала, что сейчас речь идет не столько о ней, сколько о семье девушки.
– Не знаю. Наверное, не плохо. Просто ожидания не оправдались. Хотелось еще лучше.
– Нет, – замотала головой Майя, – ты не похожа на капризную дамочку. Думаю, дело в нем. Мне всегда казалось, в браке виноват кто-то один, но страдают в результате двое.
– Иногда страдают все. В том числе и дети.
– А, да. Я страдала, – сказала Майя.
Кира еле сдержала улыбку – Майю иногда тянуло на пафос.
– Да-да. Я страдала, когда родители разъехались.
«Я страдала» – прозвучало опять смешно и напыщенно, но Кира даже не улыбнулась. Она хорошо узнала Майю, та только внешне была легкомысленной простушкой. Часто девушка вдруг представала образованной, умной, но очень незащищенной. Да к этому прибавлялась несомненная доброта. Майя была хорошей.
– Ты осталась с мамой? – позволила себе бестактный вопрос Кира. Она понимала, что рассказу необходим толчок.
– Да, я бы предпочла отца, но тогда я была слишком мала, чтобы ко мне прислушивались.
– Знаешь, как бы то ни было, у тебя очень благородная миссия – сейчас ты объединяешь своих родителей. И чем больше времени проходит, тем яснее они это понимают. Обиды забываются. А ты – ты вот здесь. Ты – это их настоящее. И пройдет время, когда они совершенно забудут ссору, развод. Тогда всем легче станет. И тебе в том числе.
– Кира, ты так говоришь, словно сама разводилась. А потом, родители не общаются. Мама никогда не говорит об отце. Согласись, это странно.
– А ты с ним общаешься?
– Он часто звонит. Мы разговариваем. Когда его спрашиваю, где он и когда увидимся, он отвечает уклончиво – в командировке. Но видимся мы достаточно часто – он приезжает туда, где нахожусь я.
Может, у него есть причины для такого поведения, – пожала плечами Кира.
– Наверное. У папы тяжелая жизнь. Я это точно знаю. Хотя он мне иногда подкидывает немного денег. Но Кира, вы не ответили на мой вопрос: вы могли бы развестись?
– Ох, я бы не хотела развода. Мне кажется, всегда можно что-то подправить.
– Вот-вот, – Майя вскочила с места, – мне тоже так казалось. Но на самом деле это ложь. Иногда ничего исправить нельзя.
– Сколько тебе было лет?
– Когда они начали ссориться? Или когда развелись?
– Ну, наверное, когда развелись. Все-таки это настоящий удар.
– Одиннадцать лет. Но я все понимала – почему и кто виноват.
Кире очень хотелось уточнить, кто же был виноват в этой семейной истории, но она сдержала любопытство.
– Ты же могла ошибаться с выводами. Одиннадцать лет – возраст заблуждений, – сказала она, успокаивая девушку.
Майя рассмеялась:
– Любой возраст может быть возрастом заблуждений, разве ваш опыт не говорит об этом?
Кира покачала головой в знак согласия.
– Виновата была мама. Я всегда это понимала. Сначала чувствовала. Потом понимала.
Кира поморщилась.
– Не говори так. Может, ты не все знаешь. И вообще не вини никого. Поверь, они одинаково несчастливы. И сейчас уже не так важно, кто виноват.
– Для меня важно. Конечно, я их обоих люблю. Но… Отца мне всегда было еще и жалко.
– Жалеть, любить – это так важно. Хорошо, что в тебе это есть.
– Мать оставила отца без копейки. Просто раздела. И я это очень быстро поняла. Она даже костюмы не дала ему забрать. Они долго висели в доме.
Кира представила состояние девочки, которая вдруг перестала видеть отца, но на каждом шагу ей попадались его вещи. Как напоминание.
– Мама старше папы. Намного. Они поженились, потому что должна была родиться я.
– Наверное, они любили другу друга, – мягко подсказала Кира.
– Тогда – может быть. Отец любил маму. Во всяком случае, он всегда был с ней ласков. Он вообще немного другой.
– Какой?
– Он – не бизнесмен. Он – другой. Для него книжки, стихи, фильмы хорошие всегда были важны. А еще он любил музыку. Я это очень хорошо помню. Мама обошлась с ним плохо. Допустим, он даже был в чем-то виноват. Но нельзя человека выгонять на улицу. Мать на него еще и долги повесила.
– Господи, да что за страсти ты рассказываешь!
– О, там столько всего!
Если Майя и преувеличивала, то совсем немного.
Глава 7
История семьи Крыловых, даже по нынешним временам, была любопытной. В девяносто третьем году Инесса Владимировна была дамой уже успешной, прослывшей жестким управленцем, когда на ее комбинат пришел главный инженер Андрей Петрович Крылов. Его позвали на место уволившегося по причине бесконечных стычек с владелицей прежнего инженера.
– Я не терплю глупого противостояния, – сразу заявила новому сотруднику Инесса Владимировна.
Крылов вежливо пожал плечами. Спорить он не собирался. Особенно по пустякам. Он вообще пока еще не знал, что можно сказать этой интересной, энергичной даме с черными глазами. Глаза были хороши необыкновенно, но вот сжатые в одну полоску губы портили лицо.
– Может быть, мне оглядеться и составить доклад о положении дел? – предложил Крылов.
Инесса Владимировна привыкла, что ее собеседники стараются сказать много, пытаются обратить внимание на себя умозаключениями и нетривиальными решениями. Одним словом, стараются показать себя с лучшей стороны. А в этом высоком, совсем молодом мужчине не было и следа суеты. Более того, он даже не стеснялся показать, что тяготится этим разговором. Преждевременным, по его мнению.
– Делайте как хотите, но надо, чтобы цеха заработали в полную силу. То, что сейчас происходит, никуда не годится. Мы терпим убытки.
– Я понял, – ответил Крылов и, убедившись, что руководство вопросов больше не имеет, вышел из кабинета.
«О господи, невежа!» – фыркнула про себя Инесса Владимировна, но раздражаться не стала. Личность нового главного инженера внушала уважение. Поведение – тоже. В следующий раз Крылов появился в кабинете директора и владелицы только через месяц. Инесса Владимировна все это время терпела и сама для разговора его не вызывала.
