Господи, какую чушь она думает!
Спина уже чесалась нестерпимо. Кожа на ней высохла, натянулась, как на барабане, и вот-вот должна была лопнуть. А Машка все никак не могла заставить себя подхватить рюкзак и слинять. Ей было жалко Джима, маму и всей жизни, которую она здесь оставляла. Из школы уезжать было бы куда проще. К общежитской-то коечке Машку ничто не привязывало. А здесь у нее и прошлое и будущее – все разом.
Плача мама выудила из папки лист, взяла карандаш и стала быстрыми-быстрыми штрихами набрасывать последний папин портрет. Изумленной Машке она пояснила, что иначе не выдержит, а просто здесь, на месте сойдет с ума или тоже сама умрет. Придется тогда Машке хоронить двоих.
Пока мама рисовала, добросовестно сосредотачиваясь на деталях, слезы на ее лице постепенно высохли, судорожные всхлипы стихли, и она начала осмысленно отвечать на вопросы. «Что делать? Звонить в специальную скорую помощь, оттуда должны прислать врача для констатации смерти. Врач приедет на санитарной машине из морга, распишется и вместе с санитарами заберет тело. Телефон в кухне, на холодильнике, висит на магнитике с зелененькой кошкой».
Дождавшись санитарной машины, увезшей из квартиры тело отца, совсем уже пришедшая в себя мама отправилась в загс и похоронную контору. Два портрета, один другого удачней, прикноплены были к стене над маминым рабочим столом.
Машка осталась одна и могла наконец-то собраться с мыслями.
Почему все это вообще возможно?! Почему все молчат и совсем ничего не делают? Даже Машкины папа с мамой? Ведь получается, так они со всем этим соглашаются? И помогают всему этому продолжаться? Вопросы, вопросы, как от них болит голова! И она, Машка, тоже молчит. Почему? Ведь она все знает, она могла бы всем рассказать и даже показать…
Машка резко вскочила, дернула плечом и почувствовала, как по спине потекла вода. Прорвавшиеся наружу крылья ожили, задергались, расправляясь. Усилием воли Машка прижала их покрепче к спине.
* * *
Оставаться в квартире было невозможно. В любой момент могла возвратиться мама. Схватив так и не разобранный рюкзачок, Машка выскочила на лестницу, но, вместо того чтобы бежать вниз, побежала вверх. Быстрее, быстрее, перескакивая через ступеньки. Только бы никто не вышел навстречу ей из своей квартиры!
Добежав до железной лестницы, Машка в одно мгновенье вскарабкалась по ней и чуть не стукнулась головою о крышку люка. Где же ключ, идиотка, она забыла ключ… Пришлось выпилить замок Сережкиным резаком.
На крыше было сухо, тепло и по-весеннему солнечно. Господи, как давно Машка не выбиралась сюда днем! Вечно по ночам, в темноте, украдкой. Она и забыла уже, как здесь хорошо! Просторно, светло от солнца, и легко дышится. Гарь, мазут, выхлопы бензина – все осталось позади, там, внизу. А здесь лишь синева и покой и воздух такой сладкий, что словно тает во рту.
Машка обежала все четыре угла, сравнивая огромные скульптуры с крохотными, зажатыми в кулачке фигурками. И внезапно на подножье пьедестала, где стоял Бог, углядела стершиеся буквы. Бесстрашно свесившись с крыши вниз, Машка провела кончиками пальцев по остаткам надписи. «Егор Голованов». Так вот, оказывается, кто был тот бесследно сгинувший скульптор! Жаль, что он ей не открылся, жаль, что Машка не узнала об этом раньше, когда еще дедушка Егор был жив. Машка могла бы ему сказать…
Впрочем, он и так все знал. Потому и фигурки свои ей оставил.
Грозный кентавр с натянутым луком. Печальная химера, знающая обо всем на свете. Крылатые, как Машка, дети. Обнимающая их воспитательница, которой, кстати, похоже, по фигу, что они без голов. И Бог. До Машки неожиданно дошло, что никакой это и не Бог вовсе. Человек. Обыкновенный человек рядом со своими мыслящими собратьями. Дом о четырех углах, каждый угол прям и абсолютно равен другому. С кем же она вела свои бесчисленные разговоры? Кто всегда откликался на ее молитвы, исполнял ее просьбы, включая самые идиотские?
Машка спустилась в амфитеатр и уселась на нижнюю ступеньку. Спешить было некуда. Она стянула через голову свитер и расправила наконец-то крылья. Пусть они немножко подсохнут, а она пока что подумает.
С одной стороны, наличие крыльев автоматически лишает ее всех прав, превращая из человека в антропоморфа. С другой – в кармане джинсов у Машки лежало особое разрешение. Вот она как натянет обратно свитер, набросит поверх него еще что-нибудь, неважно что, главное побесформенней, и почти наверняка без проблем доберется до Непреодолимых Гор, где ее будет ждать Сережка. Хотя зачем ей теперь Сережка? У Машки же есть свои собственные крылья!
Да, но она пока что не умеет летать.
Летать! У Машки перехватило дыхание. Она вскочила, запрокинула голову. Небесная лазурь из чаши амфитеатра звала и ласкала глаз. Машка почувствовала, что крылья у нее за спиной трепещут от нетерпения. Она подпрыгнула и что было сил заколотила ими по воздуху, как неумелый пловец по воде руками. Пару минут ей удалось продержаться, после чего она позорно шлепнулась на брюхо. Но тут же опять вскочила и оттолкнулась ногами. Во второй раз получилось гораздо лучше, хотя полетом это по-прежнему можно было назвать с натяжкой. Скорее, бестолковое барахтанье в воздухе. Внезапно в ее распоряжении оказалось так много новых мышц и суставов! Битый час Машка училась синхронизировать их движения, пока наконец ей не удалось-таки сделать приличный круг по краю амфитеатра, почти не касаясь руками верхних ступенек.
Еще через пару часов Машка почувствовала, что устала и проголодалась. Плечи побаливали, но это была здоровая мышечная усталость. Она с жадностью сгрызла захваченное в спешке из дому яблоко. Ее переполняло чувство законной гордости. Всего ведь ничего, как она крылата, а смотрите, как круто у нее выходит!
Жаль, что никто этого не видит.
Она вновь опустилась на нижнюю ступень. И подумать только, что всего этого могло не быть! От одной только мысли у Машки испуганно сжалось сердце. А сколько таких же, как она, ребят никогда не испытают ничего подобного? Причем большинство из них даже не подозревают, а многие так никогда и не узнают, что именно у них отняли. Но те, кто организовал эту страшную подлость, – они-то ведь не могут не знать?!
Права – черт с ними! Ограничения есть у всех, никто не живет на свете сам по себе, как его левая нога пожелает. Ни бедные, ни богатые, ни антропоморфы, ни люди. Каждый в чем-то вынужден уступать другому. Но просто так, за здорово живешь, отнять у кого-то крылья?! Навсегда забрать возможность летать?! Не кажется ли вам, что это уже чересчур? Как вообще можно после этого спать спокойно?!
Машка почувствовала, как в ней нарастает гнев. Против гадкого мироустройства, где все всё знают, но молчат, позволяя одним наезжать на других и давить их, давить, как танки, распластывая асфальтовым катком в лепешку. Каждый, кто молчит, делается частью заговора, становится чьим-нибудь палачом.
И она, Машка, стало быть, тоже. Ведь она знала обо всем и молчала! Но больше она молчать не станет.
Да, конечно, она может, закутавшись в плащ с головы до пят и помахивая особым разрешением, проехать через всю Страну, перелететь границу и скрыться под покровом ночи на другой стороне. Но ведь это значит, что она согласна со всем, в том числе и с собственной участью, и просто в последний момент сбежала, как вор. А ведь она никакого преступления не совершала!
