– Ну, вы это, оружие-то отдайте.
Младший хлюпнул носом.
– У-тю-тю-тю. – Сергей покачал головой. – Так мы не договаривались. Вы себе, так уж и быть, ступайте, а игрушки ваши у нас останутся.
– Вы что, смеетесь?! – заорали братья наперебой. – Как это мы так без стволов вернемся?! Вы знаете, что нам за это сделают?!
– А у нас какие гарантии, что вы нам в спину не стрельнете, стоит нам повернуться?
– Да на хрен нам это надо?!
– Ну, мало ли… Может, у вас приказ такой, во всех стрелять, кто мимо идет.
Ситуация казалась неразрешимой.
– А давайте так, – предложил Сашка, подумав. – Мы сейчас идем к реке, прыгаем в лодку и отчаливаем. Как чуть отойдем, размахнемся и выбросим ваши ружья на берег. А вы тогда подойдете и подберете. Идет? Соглашайтесь, другого выхода я не вижу.
– А вдруг не добросите? Они ж тогда в воду упадут и потонут! – Младший в ужасе округлил глаза.
– Идет, – выдохнул, немного подумав, старший. – Мы ж смотреть будем, – разъяснил он брату. – Упадет – заметим куда. Только вы их лучше от себя стволами кидайте. А то мало ли, выстрелит, еще попадет в кого. И уговор – мы с Володькою вас не видели, а вы нас.
– А усы если засекут?
Они подняли глаза к небу. На нем сияли одни настоящие звезды.
– А усы, похоже, сломались. – Андрей изобразил на лице недоумение. – Вообще, с ними иногда бывает. Опытный образец, барахлит…
– Да ладно, гонит он, – рассмеялся Володя. – Выключил я их. До девяти ноль-ноль пэ эм я по ним оператор. Хочу включу, хочу выключу. Видите, у меня пульт в кармане?
* * *
В лодке, на пути домой, к Машке пытались приставать, упрашивая рассказать, что ж она все-таки успела углядеть в том засекреченном месте. Но Машка лишь качала головой и отнекивалась. В конце концов от нее отстали.
Машка и самой себе боялась признаться, что на той стороне холма привиделись ей грустные человечьи глаза, глядящие из-под спутанной львиной гривы, и кривые птичьи когти, вцепившиеся в ограду из колючей проволоки.
Наверняка ей все это показалось. В жизни ведь таких существ не бывает.
* * *
– Ну здравствуй, Аня Громова. Присаживайся, в ногах правды нет.
Человек в сером костюме, в очках, с каким-то мятым лицом указал Ане на стул с твердой спинкой. Сам он с двумя другими, ничем не отличимыми от него, развалился напротив в мягком кожаном кресле, за устланным зеленым сукном столом. Позади стола, на стене, висел портрет старика с черными пронзительными глазами.
– Зд-дравствуйте, – проговорила Аня, чуть заикаясь. На пороге этого кабинета ей неожиданно изменила всегдашняя уверенность в себе. От решения, которое будет принято здесь, зависела вся ее дальнейшая жизнь. Немудрено, что Аня так волновалась.
– Итак, Громова Анна, социальная сирота, находящаяся на попечении школы. Физически здорова, поведения примерного, ни в каких нарушениях не замечена, второй разряд по легкой атлетике, в графе «Личные отношения» пробел. Что ж это ты так, Громова? Почему? На вид вполне симпатичная девушка – и пробел?
Аня мучительно, до слез покраснела.
И как она не подумала! На медицинский ведь берут нормальнейших из нормальных! Конечно, отсутствие личных отношений в ее возрасте выглядит неестественно! Дура она! Надо было, короче, вписать Ерофеева! Хотя как? Нельзя ж без его согласия. А он ни за что бы, конечно, не согласился.
Сам Сашка графы анкет всегда заполнял скупо, предоставляя системе минимум сведений о себе. Но, может, раз в жизни, ради Ани, он и пошел бы на компромисс? Эх, да что уж теперь об этом, теперь-то уж поздно!
Может, справку принести от гинеколога, что не девственница?
– Я, я… – сбивчиво залепетала Аня. – Понимаете, я учусь много, занимаюсь и по вечерам, и по выходным. Времени, короче, ни на что, кроме учебы, нет. Факультативы, общественные нагрузки. И я еще за медпункт отвечаю. У нас в общежитии. Посмотрите, у вас в документах написано!
– Не волнуйся, деточка, у нас все-все записано! – Сидящий справа улыбнулся ей тепло, прямо по-отечески. – Не надо так волноваться! Стало быть, ничем, кроме учебы, ты не интересуешься. А почему изучать хочешь именно медицину?
– Хочу помогать людям! – Этот ответ Аня носила в себе столько времени, что теперь он вылетел из нее на одном дыхании.
– Вот как? Что ж, это похвально. – Они все закивали, точно китайские болванчики.
– Послушай, Аня, – обратился к ней сидящий справа. – Это замечательно, что ты хочешь помогать людям. Но хотелось бы знать, отдаешь ли ты себе отчет в том, на какой тернистый путь собралась ступить? Как правило, у людей довольно романтичное представление о работе врача. Далекое, так сказать, от реальности. Клятва Гиппократа… и прочее.
– Конечно же, – вступил в разговор сидящий слева, – конечно же, мы спасаем жизни. Лечим болезни. Избавляем людей от страданий. Однако нужно понимать, что главная задача медицины заключена вовсе не в этом.
– А в чем же? – Аня почувствовала себя сбитой с толку.
Сидящие за столом обменялись улыбками.
И снова заговорил тот, что справа, а другие двое лишь молча кивали. Слова его неожиданно прозвучали доверительно и проникновенно. Он словно делился с Аней какой-то тайной.
– Главная задача врача – сохранять здоровье общества! Хотя общество, конечно, состоит из людей. – Сидящий справа слегка поморщился. – Аня, хоть ты и девочка совсем, я тем не менее скажу тебе откровенно. Как взрослому человеку. Которым ты станешь, когда получишь диплом. Профессии врача учатся ведь долгие годы. Надеюсь, тогда ты вспомнишь и в полной мере осознаешь мои сегодняшние слова. Оказывая людям помощь, врачу приходится совершать различные действия. Не всегда приятные. Иногда тяжелые как морально, так и физически. Врач вынужден так поступать. Потому что в отдельных случаях это необходимо.
– Я… мне кажется, я понимаю, – произнесла Аня.
Ей вспомнилось, сколько раз в медпункте приходилось вытирать рвоту с пола и врать малышам, что прививки – это совсем не больно.
* * *
– Ну что, берут они тебя? – Сашка Ерофеев составил свои и Анины тарелки на один поднос, вложил один в один стаканы из-под компота. Поднял и понес это тяжелое сооружение на мойку. Уткнувшись в учебник химии, с которым не расставалась теперь ни на миг, ни за едой, ни в туалете, Аня краем глаза наблюдала за его действиями.
– Вроде берут. Вчера велели зайти, подписать обязательство о неразглашении.
– Неразглашении чего? Вам что, с первого курса начнут доверять военные тайны?
– Саш, ну какие военные? Врачебные, ясный фиг. Нас же с первых дней вместо общественных в больничку санитарить погонят. Типа не распространяться о том, кто чем заболел, и не болтать про чужие аборты. Хотя это и так понятно.
