Заметив, что медсестра действительно обеспокоена, доктор отбросил шутливый тон:
– Вы очень нервничаете. Рассказывайте.
– Завтра меня вызывает к себе директриса его школы.
– И чем я могу вам помочь? Хотите, чтобы я присутствовал?
– Дело в том, что она попросила прийти родителей Тео…
– И?
– Это дама с принципами, и мне очень повезло, что она согласилась взять Тео, хотя школа и не по нашему месту жительства. Обычно, когда она вызывает родителей, это означает, что ребенка могут не принять на следующий год.
– Каковы риски?
– Тео потеряет друзей, окажется в другой школе, не такой хорошей…
– Чего вы ждете от меня?
– Она хочет видеть отца и мать Тео. Я не могу обращаться к своему бывшему. Он вполне способен отказаться, только чтобы мне напакостить. А если согласится, будет еще хуже. При любом исходе у Тео не будет никаких шансов остаться.
Тома смотрел Полин в глаза. На этот раз она не выдержала его взгляда.
– Поправьте меня, если я ошибаюсь: вы предлагаете мне сыграть роль отца вашего ребенка? Так?
– Вы прекрасно ладите с Тео. Понимаете друг друга с полуслова. Он вас очень любит.
– Я тоже его очень люблю. Вы не ответили на мой вопрос.
Полин вздохнула, словно сдаваясь:
– Да, вы угадали: я прошу вас изобразить его отца на завтрашней встрече с директрисой.
Тома положил ладони на стол и сделал глубокий вдох.
– Я согласен, но при одном условии.
– Все, что пожелаете.
– Вы мне объясните, а возможно, даже покажете, как именно вы собирались заставить меня пописать в баночку.
57
Сидя возле Полин в коридоре административного здания школы, Тома изучал обстановку. На стенах висели яркие афиши праздников и культурных мероприятий вперемешку с мрачными предостерегающими плакатами и детскими рисунками, изображающими персонажей книг, членов семьи, иногда животных. Совсем простые рисунки: палка, палка, огуречик… Они были поразительно похожи на рисунки малышей из далекой горной деревни. Два совершенно разных мира – и такое удивительное сходство интересов и способов их отображения.
Полин бросила нервный взгляд на часы. «Семейная пара» томилась перед кабинетом директрисы уже около получаса. Тома тихо спросил медсестру:
– Что вас больше всего тревожит? Что она может выгнать Тео или что я плохо исполню роль отца?
– Я боюсь за Тео.
– Какую фразу вы хотели бы сейчас меньше всего услышать?
– Это игра?
– Методика. Мне кажется, вы боитесь, что она скажет вам: «Вы не способны воспитать своего сына. Это вы виноваты в том, что он ведет себя как дикарь. Нам здесь не нужны такие дети».
Ошеломленная Полин уставилась на доктора:
– Зачем вы говорите мне такие вещи? Вы вообще представляете, до какой степени это жестоко? У вас что, нет ни капли жалости?
Тома различил неуловимое изменение позы Полин, предвещающее гнев.
– Отлично. Трансформируйте свой страх перед директрисой в ярость против меня.
– В этом состоит ваша методика? А можно мне вас ударить? Вот этой вешалкой по голове? Скажем, это будет частью терапии.
– Нет, никаких подручных материалов.
– Тео не дикарь.
– Однако именно так утверждают малыши из подготовительной группы, которых он выбросил с футбольного поля.
– Откуда вам это известно?
– Я его отец, не забывайте. Я разговариваю со своим сыном.
– Не могу в это поверить! Вы ненормальный. Зачем говорить мне такие гадости прямо перед встречей?
– Чтобы вскрыть нарыв ваших тревог. Раньше вы не стали бы меня слушать, а если бы и послушали, то точно бы поколотили. А здесь я в безопасности.
– Как вы посмели утверждать, что я не умею воспитывать своего сына?
– Вы в этом сомневаетесь. Не я. Признайте это.
Полин заставила себя дышать медленнее, чтобы успокоиться.
– Думаете, директриса может мне выдвинуть такие аргументы?
– В ваших худших кошмарах беспокойной мамаши – запросто. В реальной жизни – нет.
Дверь кабинета открылась. В проеме показался силуэт.
– Вы родители Тео?
– Да, мадам, – хором ответили медсестра и доктор, в едином порыве вскакивая с места.
– Простите за опоздание. У нас возникает все больше проблем с дисциплиной, я только что целый час беседовала по телефону с мамой, уверенной, что это мы должны воспитывать ее дочь. Ей придется поискать другой дрессировочный центр для своей маленькой принцессы-истерички. Проходите.
Директриса была дамой зрелого возраста. В ее кабинете царил безукоризненный порядок. Здесь не было детских рисунков, только графики, инструкции, таблицы и полки с подвесными папками. Полин побледнела, видимо представив, что однажды ее мальчик может быть подвешен в общественном месте так же, как папка с его личным делом.
– Присаживайтесь. Я пригласила вас для того, чтобы поговорить о вашем сыне, чье поведение вызывает у нас некоторую обеспокоенность. Мы пытаемся понять, что с ним происходит. Возможно, изменилось его окружение? Вы переехали? Простите, что задаю этот вопрос, но в ваших отношениях нет напряженности?
Полин положила руку на колено своего «мужа» и ответила непринужденным тоном:
– Слава богу, у нас все в порядке. Мы дружная и спокойная семья.
– Вы работаете медсестрой. Но вот профессия отца в досье не указана…
– Я врач.
– Замечательно. Часто ли мальчик бывает предоставлен сам себе?
– Подруга забирает его с продленки, – ответила Полин, – а потом прихожу я. Он постоянно находится под наблюдением.
– Играет ли он в видеоигры, где присутствует насилие?
– Немного играет, но все очень умеренно, и по содержанию, и по длительности.
– Кто из вас двоих следит за его домашними заданиями?
– Чаще всего я, но Тома тоже этим занимается. Они вместе творчески проводят досуг. Рисуют, например…
– Вы заметили какие-то изменения в поведении вашего сына?
Слово взял доктор:
– Нам понятно, что он растет и пытается самоутвердиться. Он не любит, когда проверяют его домашнюю работу. Месье также ворчит, когда ему не нравится его одежда. Даже за столом он предпочитает обслуживать себя сам. Мы позволяем ему это делать по мере возможности, но вы же знаете, в этом возрасте они уже хотят получить права и водить машину!
– Да, это так. Вы с ним обсуждали различные инциденты, произошедшие с его учительницей и товарищами?
