Нужно отдать безоговорочное предпочтение ведению огня прямой наводкой и отказаться от ведения огня с закрытых позиций или по закрытой цели пулеметными батареями — это самый расточительный способ расхода боеприпасов, дающий совершенно незначительный эффект. Также не следует прибегать без особо крайней нужды к ведению огня из пулеметов на дистанции свыше 1500 м, а тем более — свыше 2000 м. Эффективность огня с увеличением дистанции так сильно падает, что лучше от него отказаться вообще и не затрачивать столько огнеприпасов и труда на обучение пулеметчиков дальним стрельбам.
Настоятельно необходимо обеспечить станковые пулеметы оптическими прицелами, а также дать не менее 20 % трассирующих пуль, что очень сильно повышает эффективность огня».
В то же время он указал на хорошую подготовку зенитной артиллерии противника: «Зенитные части противника, преимущественно немецкие, подготовлены лучше республиканских, у них лучше матчасть и очень хорошая бризантная граната. Меткость огня фашистской артиллерии очень хорошая. Со второй очереди они переходят на поражение и держат самолеты под метким огнем до предела дальности. Хорошо ставят они и заградительный огонь в определенной зоне».
Малиновский заботился и о средствах усиления для пехоты: «…настоятельно необходимо дать на вооружение пехоты мортиру калибра 80-100 мм с дальностью стрельбы до 2–3 км, но сохранить за ней небольшой вес и маневренность (как у 81-мм миномета “Стокса”).
Стрелковый батальон должен иметь таких мортир не менее 3–4, т. е. мортирный взвод.
Также батальон должен обязательно иметь взвод противотанковой артиллерии — 2–4 орудия 45-мм; он будет выполнять задачи по сопровождению пехоты в наступлении, для чего должен иметь 50 % осколочных снарядов. Пехота должна иметь крупнокалиберный зенитный пулемет калибра 12–20 мм с трассирующей, бронебойной пулей-снарядом; три таких пулемета на батальон».
Касаясь бронетанковых войск, Малиновский высоко оценивал действия советских экипажей и довольно низко — танкистов-республиканцев:
«Наши экипажи… показали прекрасные образцы боевой работы, испанские же экипажи вследствие своей низкой технической и тактической подготовки боялись втягиваться в решительные бои, что не спасало их от потерь и давало низкие боевые результаты.
Действия танков с испанскими экипажами можно описать следующим образом. Наступление проводится на очень медленном ходу, не выше 5–6 км в час, а часто еще медленнее. Атака противника проводится в лоб. При обнаружении противотанковой пушки танки останавливаются и начинают вести огонь; обзор у танка плохой, огонь — малодейственный. Тем временем их по очереди подбивает пушка. Танки несут потери; подбитые остаются на поле боя, а уцелевшие отходят.
Повторные атаки проводятся уже иначе. Танки приближаются на дистанцию 600–800 метров, останавливаются в укрытии так, что противнику видна только башня. Пушка танка, ведя огонь по окопам противника, начинает так называемую “огневую атаку”: быстро расстреливает боевой комплект — и танки покидают поле боя, уходят в тыл часа на два-три на заправку. Потом приходят вновь, повторяют “огневую атаку” и опять уходят на заправку, а пехота все лежит, ожидая, когда танки дойдут до окопов противника и подавят пулеметы.
Бывали случаи, когда один-два танка с героическими экипажами доходили до окопов противника и вступали с ним в единоборство, а пехота поднималась в атаку, и достигался успех, но это бывало крайне редко. В большинстве случаев кончалось иначе: танки забрасывали бутылками с бензином, экипажи гибли в танке или, выскакивая из него, попадали под пули в упор. За такой картиной, даже и не думая поддержать атаку этих смельчаков, наблюдали остальные танки и пехота. Такова обычная картина наступления танков с испанскими экипажами без взаимодействия с артиллерией и пехотой, следствием чего являются большие потери в танках и ненависть экипажей к своей пехоте и артиллерии.
Пагубные приемы “огневой атаки” танков проникли и в подразделения с нашими экипажами. Были случаи, когда наши экипажи действовали по методу испанских, но это все же скорее исключение. Были случаи, когда целые танковые роты с нашим составом людей ждали, когда артиллерия окончательно подавит противотанковые пушки, и не начинали атаку, а если артиллерия республиканцев не могла выполнить эту задачу, то танки так и не выходили для атаки. Нужно понять, что одна артиллерия (даже и многочисленная) не может уничтожить все противотанковые пушки обороны противника, так же как и танки не смогут все подавить в одиночку. Только сочетание действий артиллерии (даже немногочисленной) с действиями танков обеспечит успех танковой атаки. Это аксиома.
Вообще же танки с нашими экипажами действовали хорошо, напористо и смело. Они сближались на выгодную дистанцию, останавливались и открывали сильный огонь по обороне противника на короткое время. Под прикрытием этого огня часть танков двигалась дальше и в упор стреляла по амбразурам гнезд противотанковых орудий, подавляла их, а остальные танки бросались в атаку на окопы. И если пехота следовала за танками в атаку, обычно атака имела успех, окопы противника захватывали и прорывали оборонительные линии. Также танки с нашими экипажами показали прекрасные образцы контратак против наступающего противника. Ведь под Мадридом осенью 1936 года единственной силой, сдерживающей наступление мятежников, была наша танковая рота.
Наши экипажи состоят в основном из прекрасных танкистов — они поведут машины куда угодно. Они не раз спасали республиканскую армию буквально от катастрофического поражения. Испанское командование это знает и часто даже злоупотребляет этим при нашем попустительстве. Ярким тому примером служит печальная история под Фуэнтес-де-Эбро, где почти 50 % танков БТ с нашими экипажами было подбито и погибло.
Это поражение наших танкистов ничем не оправдано, и наши прекрасные водители танков и командиры башен и машин в нем неповинны, а повинны в этом наши люди, давшие согласие на эту безумную и так дико подготовленную танковую атаку».
И ничего удивительного. Ведь советские экипажи сплошь состояли из танкистов-профессионалов, как правило, в офицерских званиях, тогда как испанские — из плохо обученных новобранцев. В Великую Отечественную, а до того — в финскую войну советские танкисты, большинство из которых перед атакой впервые садились в танк, гораздо больше напоминали экипажи республиканцев. Потому-то потери советских танков были очень велики.
Родион Яковлевич предупреждал:
«Пускать танки глубоко в тыл, т. е. на 15–20 км нельзя, ибо они будут уничтожены, останутся там без горючего и без огнеприпасов и не всегда смогут выйти, а встретив десяток противотанковых пушек и взорванные мосты спереди и сзади, будут расстреляны».
Танки франкистов он оценивал весьма низко:
«Танковые части фашистов состоят главным образом из танкеток и подготовлены плохо. Лучшей матчастью танковых частей противника являются танки, захваченные у республиканцев. На поле боя танкетки и танки фашистов очень осторожны, даже трусливы — никогда не доводят атаки до конца при наличии у республиканцев противотанковой артиллерии. Их танки никогда не отрываются от своей пехоты и всегда взаимодействуют со своей артиллерией. В преследовании отходящей пехоты республиканцев танки противника смелы до нахальства и далеко отрываются от своей пехоты, однако всегда в сопровождении малокалиберной и легкой артиллерии».
