Что же касается Найденова, то этот прапорщик царской армии, успевший вступить в РКП(б) еще в 1917 году, закончил свою карьеру, а потом и жизненный путь без каких-либо больших потрясений. После войны Иван Андреевич был заместителем начальника связи Генштаба ВС СССР — начальником Управления связи Генштаба ВС СССР, а в 1950 году «видный военный связист», как называют его сегодня в одной из посвященных ему статей, уволился в запас. Умер Найденов 15 апреля 1975 года в возрасте 85 лет.
Николаю Дмитриевичу Яковлеву повезло немного меньше, он сам пал жертвой доноса. В феврале 1952 года, будучи маршалом артиллерии, начальником Главного артиллерийского управления и заместителем министра вооруженных сил, он был арестован, обвинен во вредительстве, лишен звания маршала, но после смерти Сталина освобожден и восстановлен в маршальском звании. В дальнейшем был заместителем главнокомандующего и главнокомандующим войсками ПВО, а в 1960 году состоял в группе генеральных инспекторов. Умер Яковлев 9 мая 1972 года в возрасте 73 лет. Показательно, что Малиновский, став министром обороны, не отправил Яковлева в отставку, а дал спокойно дослужить до пенсии.
В 1925 году Родион Яковлевич женился. Вот что он сообщал о жене и родственниках жены в автобиографии 1938 года:
«Женился я в 1925 г. в г. Иркутске, для чего специально ездил из гор. Калуги, на Ларисе Николаевне Шарабаровой рождения 1904 г., с которой познакомился в 1923 г., когда она работала машинисткой в штабе 104 стр. полка. Она воспитывалась у своего дедушки и бабушки в гор. Иркутске по ул. Степана Разина д. № 3.
Дед ее был сперва печником, каменщиком, а потом завел себе в тайге Кирпичный завод, на котором работал сам и нанимал рабочих — под конец сделался подрядчиком — брал подряды на постройку домов. Умер в 1920 г. Был старик и в белой армии не служил. Бабушка ее домохозяйка. Мать ее родила в девушках, поэтому она воспитывалась у дедушки и бабушки, мать стала жить без брака с почтовым чиновником Пучковым — он умер в 1916 году или 1917 г., сама она работала на почте телеграфисткой и умерла после операции в 1919 г. в Иркутске, оставшиеся от нее дети — Евлогий и Андроник, перешли тоже на воспитание к бабушке, поэтому жена стала работать с 16 лет, бросив учиться. Младший брат жены Евлогий — примерно 1909 г. рождения, будучи мальчишкой, стал торговать мелочью с лотка, а теперь служит зав. складом Иркутской обувной фабрики — в Красной Армии не служил — (освобожден по болезни — ярко выраженное косоглазие). Сейчас в Иркутске по ул. Степана Разина д. № 3 живет дядя жены Федор Михайлович Шарабаров (сын дедушки, у которого жена воспитывалась), теперь уже пенсионер, до этого был печником, каменщиком, а последнее время проводником почтовых вагонов. Бабушка жены умерла в 1928 г.».
По воспоминаниям друга Малиновского генерал-майора Ивана Николаевича Буренина, брак Родиона Яковлевича с Ларисой Николаевной дал трещину еще перед командировкой в Испанию. Малиновский не скрывал, что в Испании у него были романы, в чем честно признавался Хрущеву.
В Испании
Как писал Родион Яковлевич в автобиографии 1938 года, он «с января 1937 года по май 1938 года был в специальной государственной командировке в Испании».
Можно не сомневаться, что в Испанию его отправили по рекомендации командующего Белорусским военным округом И.П. Уборевича. 2 июня 1937 года, выступая на расширенном заседании Военного совета при наркоме обороны, посвященном разоблачению «военно-фашистского заговора Тухачевского», Сталин сообщил:
«Тухачевский и Уборевич просили отпустить их в Испанию. Мы говорим: “Нет, нам имен не надо. В Испанию мы пошлем людей малоизвестных”. Посмотрите, что из этого вышло. Мы им говорили — если вас послать, все заметят, не стоит. И послали людей малозаметных, они же там чудеса творят».
Малиновский и был таким малозаметным военачальником, которого ни в стране, ни в мире никто еще не знал, как не знали Родимцева, Батова, Кузнецова, Павлова, Кулика и десятки других прежде безвестных или, по крайней мере, известных только в узких кругах военачальников, чьи портреты не публиковали в газетах. Конечно, Сталин не отпустил Тухачевского и Уборевича в Испанию не только поэтому. Для себя он уже решил их участь и обрек этих полководцев на позорную смерть. Но можно не сомневаться, что тогда, летом 1936-го, он попросил их порекомендовать для посылки в Испанию толковых командиров «без имени», и в их числе Уборевич наверняка назвал Малиновского. Ни Тухачевский, ни Уборевич, ни другие фигуранты дела о «военно-фашистском заговоре» не знали, что, посылая вместо себя в Испанию безвестных заместителей, они готовили себе заместителей и здесь, в Союзе. Хотя некоторые из советских «испанцев», особенно авиаторы, и были после возвращения расстреляны, большинство из них сделали стремительную карьеру, замещая тех, кто погиб в ходе кровавой чистки 1937–1938 годов. Среди таких «счастливчиков» оказался и Малиновский.
Надо заметить, что с самого начала войны испанские республиканцы оказались в крайне невыгодном положении. Против них восстало 80 % кадровой армии. Поэтому республиканская армия в первые месяцы боев представляла собой плохо подготовленное ополчение. Испанские офицеры в своем большинстве исповедовали довольно отсталые оперативно-тактические взгляды. Перед советскими советниками стояла весьма сложная задача. Никакой командной властью они не обладали, и должны были убеждать испанских командиров в правильности даваемых им советов, проявляя искусство дипломатии.
В январе 1937 года Родион Яковлевич прибыл в мадридскую зону обороны. Сначала он был советником командира 3-го корпуса, затем — советником командующего Маневренной армией Арагонского (Восточного) фронта и советником командующего Арагонским фронтом. Испанский коммунист, командир 11-й дивизии Энрике Листер вспоминал: «В самый разгар сражения на Хараме в мою дивизию прибыл полковник Малино — Родион Малиновский, позже ставший Маршалом Советского Союза и министром обороны СССР. На мой командный пункт, расположенный почти на передовой, дождем падали снаряды, летели пули. Когда мы знакомились, в его полуизумленном и полунасмешливом взгляде я прочел осуждение за то, что держу командный пункт в таком месте».
Об этой встрече вспоминал и Малиновский:
«Листер устраивает мне своеобразный экзамен.
Над головами, над чахлыми безлистыми кустиками посвистывают пули. Мы прохаживаемся с Листером от домика до дворовой изгороди, от изгороди до домика. У генерала вид человека, совершающего послеобеденный моцион, я тоже показываю, что пули беспокоят меня не более, чем мухи. Перебрасываемся короткими деловыми фразами… От домика до изгороди, от изгороди до домика… Начинает смеркаться. Будто невзначай рассматриваю на рукаве рваный след от пули.
— Полковник Малино! — с улыбкой восклицает Листер. — Мы еще не отметили нашу встречу. — И подзывает адъютанта: — Бутылку хорошего вина!»
Листер тепло отзывался о Родионе Яковлевиче, ценя в нем умелого и храброго командира: «Мы были вместе до окончания сражения на Хараме. Оттуда он направился во 2-й корпус, а я — на Гвадалахару. Мы снова встретились в марте 1938 года на Арагонском фронте, куда он приехал навестить нас и опять увидел меня на командном пункте, обстреливаемом прицельным огнем врага. Незадолго до этого противник прорвал наши линии у Ла Кондоньеры, и я только что бросил в бой мой последний резерв — Специальный батальон. Благодаря геройству его бойцов, подоспевшим резервам и наступлению ночи мы сумели удержать свои позиции. Тогда-то я в последний раз видел полковника Малино в Испании. За время, что нам довелось воевать вместе, мы крепко подружились. Его отличали не только необыкновенная боевая закалка, но и умение быстро, четко и проницательно решать сложные военные вопросы на каждой стадии боя. Позже эти качества проявились еще более широко и блестяще. Больше всего мне нравились в нем смелость и твердость, с какой он отстаивал свои взгляды, уважение к мнению других, прямота и честность в отношениях с людьми».
