19 марта 1944 года Малиновский был награжден орденом Суворова 1-й степени. Так были отмечены успехи, связанные с освобождением Кривого Рога и Николаева, и другие заслуги в битве за Днепр. Официально же награждение было проведено «за успешное форсирование реки Днепр, овладение городами Днепропетровск, Днепродзержинск, за проведение Никопольской, Криворожской операций и прорыв обороны немцев на р. Ингулец».
Теперь путь 3-го Украинского фронта, левый фланг которого уперся в Черное море, лежал к Одессе и румынской границе, тогда как 4-й Украинский фронт должен был овладеть Крымом. 6 марта армии Малиновского начали наступление к Николаеву. Главный удар в направлении города Новый Буг наносили 8-я гвардейская и 46-я армии. Их действия поддержала конно-механизированная группа И.А. Плиева. 8 марта Новый Буг был освобожден, а 12 марта части КМГ вышли к Снигиревке, перерезав пути отхода 13 дивизиям 6-й немецкой армии генерал-полковника Карла-Адольфа Холлидта. 13 марта части 28-й армии заняли Херсон. Однако окруженным немецким дивизиям удалось прорваться за Ингул и Южный Буг, бросив обозы и боевую технику. К 18 марта войска 3-го Украинского фронта вышли на рубеж Южного Буга и приступили к его форсированию. 28 марта взят Николаев. Родиону Яковлевичу довелось освобождать те города, которые он оставлял в 41-м. В начале апреля был занят Очаков.
А 11 апреля 1944 года в 00 часов 30 минут Малиновский доложил Сталину и Василевскому об освобождении родной Одессы:
«На левом крыле фронта силами 8 гв., 6 и 5 Ударной армий и группы Плиева, сломив сопротивление противника к 10.00 10.4. штурмом овладели сильным опорным пунктом обороны немцев на побережье Черного моря, крупным промышленным центром, железнодорожным узлом, важным портом на Черном море и областным центром Украины — городом Одесса». И перечислил все имущество, завоеванное благодаря победе над врагом: «По предварительным данным, в боях за город Одесса войсками фронта захвачены следующие трофеи: паровозов — 207, вагонов с различными грузами и заводским оборудованием — 3957, автомашин — 8080 (большинство неисправных), танков — 169, бронетранспортеров — 10, орудий разного калибра — 273, пулеметов — 250, мотоциклов — 150 (в большинстве неисправных), тракторов и тягачей — 171, автоприцепов — 300, повозок — 1400, складов с боеприпасами — 31, складов с продовольствием — 21, минометов — 233, винтовок — свыше 5300, самолетов — 7, крупного рогатого скота — 150 голов, мелкого рогатого скота — 1500 голов. Подсчет трофеев продолжается…
За это же время уничтожено: свыше 5000 солдат и офицеров, взято в плен 1100 человек».
6-я немецкая армия, противостоявшая 3-му Украинскому фронту, в марте 1944 года потеряла 2549 убитыми, 7348 ранеными и 3827 пропавшими без вести. За первую декаду апреля ее потери составили 522 убитых, 1792 раненых и 1218 пропавших без вести. За вторую декаду апреля 6-я армия потеряла 1594 убитыми, 6097 ранеными и 2114 пропавшими без вести, а в третьей декаде — 1539 убитыми, 5967 ранеными и 776 пропавшими без вести.
Потери 3-го Украинского фронта в марте — апреле 1944 года неизвестны.
На войне Родион Яковлевич встретил свою настоящую любовь. Вот что вспоминала его дочь Наталья:
«Маму война застала в Ленинграде, где после окончания Библиотечного института она работала в библиотеке Механического техникума. После эвакуации из блокадного Ленинграда по Дороге жизни под Грозный в апреле 1942 года она попала в армию, свою армейскую жизнь начала в банно-прачечном комбинате, дважды выходила из окружения. Второй раз был судьбоносным — она встретила папу. Летом 1942-го, когда выходили из окружения, она и еще два бойца пробрались через кукурузное поле и сосчитали немецкие танки. Видимо, эта информация оказалась важной — мама была представлена к ордену Красной Звезды, который ей вручал отец. Ему сказали, мол, там два солдата и с ними девушка в синенькой косыночке… Наверное, она уже тогда произвела на папу некоторое впечатление, но только через год отец перевел ее к себе в штаб фронта. В 1944 году маму назначили заведующей столовой военного совета. Когда командиры оказывались на передовой — в землянках и окопах, нужно было донести до этих окопов все судки с едой. У мамы в подчинении молодые девушки, а ведь на передовой опасно — она шла сама. Так вот Александр Михайлович Василевский всегда трогательно интересовался: “Ну как прошли, Раиса Яковлевна, все в порядке?” А папа никогда не спрашивал ее об этом. И один раз мама решила узнать, волновался ли он о ней. Папа сказал: “Я не волновался.
Я точно знал, что с тобой ничего не случится”».
Наталья Родионовна также объяснила, почему сослуживцы отца иногда звали ее мать графиней — мама рассказывала историю этого прозвища:
«Когда взяли Будапешт, всех девушек, работавших в столовой военного совета, премировали: впервые мы иностранные деньги в руках держали. Пошли и платья себе купили, и туфли — такие красивые: на каблуке, замшевые, с пуговками! А платье серое, чуть в голубизну, со складочками и с защипами. В первый раз я это платье надела, когда мы должны были в театр в Будапешт ехать — в оперный театр!!! Выхожу из столовой, а сослуживец Гриша Романчиков говорит: “Графиня!”
Так и пошло. На самом деле мама родилась на Украине в селе Богородичное в семье многодетной и бедной.
А у истории с графиней есть продолжение. У мамы был брат Алексей. В начале войны он жил в Славянске, пошел на фронт. К 1945 году, не имея никаких известий о сестре, он уже и не надеялся увидеть ее живой. И вот он, провоевавший целых два года в соседней армии, тоже оказался в Будапеште и тоже в оперном театре.
В центральной ложе среди генералитета рядом с папой сидит мама, а в партере — солдаты и офицеры, словом, весь фронт. Естественно, разглядывают не только артистов, но и сидящих в ложе. И тут дядя Леня видит в ложе девушку с косами короной — и глазам своим не верит: “Рая? Или похожа? Да не может быть!” Идет к ложе — там на часах солдат. Пока он с ним объяснялся, что-де вот девушку бы из ложи позвать, вышел адъютант, Феденев Анатолий Иннокентьевич. Спросил, в чем дело. “Да вот девушка там, вроде сестра моя…” — “Как зовут?” — “Рая”. — “Раиса Яковлевна?” — “Яковлевна”. Через минуту в дверях появляется моя мама. Встреча — как в кино!»
Наталья Родионовна так излагала биографию своей матери:
«Моя мама очень хотела учиться, осталась с сестрой в Ленинграде и поступила учиться сначала на библиотечные курсы, потом в библиотечный институт. А к этому времени оказалось, что семью сестры куда-то переводят, и мама совсем 15-летней девчонкой осталась одна в Ленинграде. Ничего, не пропала. Выучилась, закончила библиотечные курсы, библиотечный институт, стала работать — сначала библиотечным инспектором по северу, в Мончегорск она ездила библиотечным инспектором, по деревням. Вот она говорит, что, как ни тяжко было на Украине, а она ведь и голод украинский тоже застала… и там у нее была первая дистрофия. Все-таки ей показалось, что как-то тяжелее люди жили на севере. Ощущение было не мотивированное ничем. Может быть, просто потому что на Украине места были родные и вроде бы юг, а на севере так неуютно, так холодно. И вот в 30-е годы на лошаденке они ездили с другим библиотечным инспектором с какими-то лекциями, ездили бог знает по каким глухим деревням. Потом она обосновалась уже в прелестном, как она говорила, месте с красивым названием — Лодейное Поле, она уже была там заведующей библиотекой. Она фанатично любила свою работу, любила книги, любила не просто выдавать книги, она устраивала читательские конференции. Она очень гордилась тем, что к ней на читательскую конференцию приезжали писатели из Ленинграда. Венец ее восторгов — это был приезд Юрия Германа. Сумела его уговорить, сумела устроить встречу. И, в конце концов, она вышла замуж и уехала с мужем в Ленинград. И вот тут она оказалась в очень интеллигентной семье, где ее звали слегка пренебрежительно — “наша комсомолка Рая”. Они все были люди очень образованные, архитекторы, переводчики, с университетским образованием далеко не в первом поколении, и она была как-то им совершенно не ко двору. Но так уж случилось. У нее родился сын, которого она назвала Германом в честь своей любимой оперы, “Пиковая дама”. Это моему брату доставило столько потом неприятностей в жизни. Ну, представьте себе, мальчик 36-го года рождения, а его зовут Герман. Как Геринга. Он так хотел переименоваться в Александра. Полжизни хотел переименоваться в Александра. Война маму застает уже в Ленинграде. Она работает в библиотеке механического техникума. И, естественно, муж уходит на фронт сразу, и скоро она получает похоронку. Начинается блокада, и вся его многочисленная семья, там все были постарше ее, в блокаду вымирает у нее на руках. Она самая здоровая, она самая молодая. А сына у нее забирают, его эвакуируют вместе с детскими садами, как большинство детей Ленинграда, и ей не разрешают уехать вместе с ним. Но в тот момент еще никто не понимает, что происходит. Кажется, два месяца дети побудут где-то, пока здесь опасно, и вернутся. Они не могли себе представить, что они прощаются с детьми — кто навсегда, кто на долгие 4–5, может быть, больше, лет. Ведь потом еще нужно было найти друг друга. Об этой сцене она часто потом в старости вспоминала, как это было ужасно. Они такие маленькие, совсем дети, и их увозят, и ей не разрешают уехать, и говорят: “А кто будет защищать Ленинград?” Боже мой, как я буду защищать Ленинград? Я библиотекарь. Что я буду делать? Но стало вскоре ясно, что надо делать — копать окопы, стоять на посту, потом хватать эти бомбы, совать их куда-то в песок…
