– Вы что, с ума сошли? Это же страшно опасно!
Кевин поднимает бровь.
– От нас ведь ждут, что мы будем максимально ответственно проверять качество продукции! Вот мы и отвечаем головой.
Александр смотрит на меня, а я… я никогда не могла выдержать его взгляд. Заметила это, как только он начал у нас работать. Иногда мне кажется, что мы встречались раньше, но не могу вспомнить где. Кроме того, я никогда особенно об этом не задумываюсь, потому что ощущение дежавю посещает меня регулярно. Вот, например, Сандро: он очень похож на актера, снимавшегося в сериале, который я смотрела, когда была маленькая. Я не сразу заметила, но это так. Разумеется, он просто похож на того актера, иначе был бы старикашкой, а мы с ним ровесники.
– Мне пора возвращаться. А вы продолжайте развлекаться. Но не забывайте об осторожности!
– Даже если бы мы все тут умерли, – отвечает Александр, – нас хватились бы только при переводе склада в другое место…
– Тем не менее надеюсь увидеть вас завтра на собрании, иначе Дебле отыграется на мне по полной.
Я пытаюсь улыбнуться и с некоторым сожалением покидаю склад. Эти трое – настоящая команда. Едва я вернулась в офис, как меня тут же вызвал Дебле и раздраженно спросил:
– Вы что, забыли, что я просил скопировать документы?!
Он похож на мопса. Я даже не слышу, что он говорит. Наверняка это смесь нравоучений, замечаний и мелких угроз. Преотвратное блюдо. Сейчас скажет, что я не справилась, что наши пути расходятся, что он меня увольняет. Я больше так не могу. Очень хотела бы ответить, но нет сил. Я растоптана.
Бросаюсь в комнату, где стоит ксерокс, с одним желанием: только бы не разрыдаться у всех на глазах. Если спасение чувства собственного достоинства зависит от того, открыта или закрыта дверь, – значит, ваши дела и правда из рук вон плохи.
5
Не знаю, сколько времени просидела в копировальной комнате. Не помню, как села на пол и прислонилась к копиру. Выражение «падать ниже некуда» придумано специально для меня. Спиной чувствую тепло машины, и это… это лучше, чем ничего. Если бы она могла меня обнять… Трудно думать о чем-то определенном, мысли перетекают одна в другую бессвязно и бессмысленно. Если нейронные связи, обеспечивающие работу моего мозга, – это лес, то я, кажется, нахожусь на поляне. Даже на ноги не могу встать. Вдруг дверь распахивается, на пороге появляется Эмили. Увидев меня, тут же закрывает дверь.
– Что с тобой? Почему ты тут лежишь, как полудохлая зверушка? Почему не зашла ко мне?..
– Дебле отправил меня с поручением в службу качества. А там Кевин прыгнул вниз со стеллажей. Они так проверяют качество матрасов, а я думала, что он собрался умереть. А когда вернулась, Дебле наорал на меня из-за того, что я не сняла копию с его бумажек. Но я и не могла этого сделать, в ксероксе нет бумаги…
Глаза снова наполняются слезами. Эмили опускается на колени рядом со мной и обнимает меня.
– Бедная моя, ты в ужасном состоянии. Может быть, тебе на несколько дней взять больничный? Подумать о том, как жить дальше…
Положив голову ей на плечо, я совершенно раскисаю. Вся боль, которую я так долго сдерживала, казалось, ожидала этих слов, чтобы вырваться на свободу.
– Как жить дальше? – всхлипываю я. – Связаться с очередным уродом, который меня бросит? А что я скажу врачу, чтобы получить больничный? Что ночью свалилась в канал и подралась с бомжом? Или что мне повсюду мерещатся коллеги-самоубийцы? Да он сразу определит меня в психушку. Ну и ладно, по крайней мере, у меня будет крыша над головой…
– Мари, ты в ужасном состоянии, но это и понятно! На тебя столько всего свалилось! Это тяжело, но надо держаться. Надо думать о себе! Помни, я всегда рядом. – Эмили берет меня за подбородок и поднимает голову, чтобы посмотреть мне в глаза. Большим пальцем она вытирает огромную слезу, которая катится по моей щеке. Но за ней катятся еще и еще.
– Черт, да это настоящий водопад! Ну поплачь, тебе станет легче.
– Я столько плачу, что мне уже писать нечем!
И я снова начинаю рыдать. Меня это даже бесит, но я ничего не могу с собой поделать. Эмили начинает собирать с пола бумаги, которые я рассыпала.
– Поплачь от души, а я пока сделаю тебе ксерокс.
– Эмили, я же говорю, бумага кончилась. Бумаги больше нет. И знаешь что? Я думаю, что человечество делится на две части: на тех, кто кладет бумагу в лоток, и на тех, кто не кладет! Какой ужас! Теперь-то я понимаю, как устроен мир: с одной стороны те, кто пользуется всем, до чего может дотянуться, с другой – те, кто думает о других.
– Похоже, тебе и в самом деле хреново, если пачка бумаги А4 заставляет тебя философствовать.
– Эмили, но это просто еще одно доказательство моей теории! Да-да, наш мир именно так и устроен!
– Знаешь, лучше, чтобы тебя никто не видел в таком состоянии. Так что придержи свои депрессивные теории до какого-нибудь вечера, когда мы с тобой накидаемся. Если будешь продолжать в том же духе, тебе даже напиваться не придется.
Дверь в комнату снова открывается. На пороге стоит Патрис из бухгалтерии. На его лице появляется странное выражение, когда он видит нас – меня, сидящую на полу, всю в слезах и с таким опухшим лицом, как будто я попала в автокатастрофу, и Эмили, которая ползает вокруг на четвереньках и собирает разлетевшиеся листки. Эмили вскакивает на ноги и преграждает Патрису дорогу:
– Так, ты не вовремя. Зайди попозже.
Патрис сопротивляется, но Эмили заставляет его отступить. Он ворчит:
– Мне нужно снять копию отчета! А ваш сеанс психодрамы можно провести и в туалете!
– Представь себе, сегодня никакой разницы – тут тоже нет бумаги! Так что, давай, уходи!
Она захлопывает дверь у него перед носом, и я мало-помалу начинаю приходить в себя.
– Знаешь, Эмили, кажется, на этот раз просто поплакать недостаточно. Я достигла дна и уже не поднимусь.
– Терпеть не могу, когда ты так говоришь. Не валяй дурака! Слишком много будет ему чести, он этого не стоит. И я запрещаю тебе возвращаться сегодня вечером в его квартиру. Зачем тебе еще один вечер с этой скотиной? Приезжай ко мне.
– Не переживай, вешаться я не собираюсь. Но я отомщу. Это заменит мне сеансы у психотерапевта. Он мне за все заплатит. Еще не знаю как, но, клянусь, мало ему не покажется.
6
Знаю, это смешно, но я надеялась, что Хьюго будет волноваться, если я не приду домой. Весь вечер я не сводила глаз с телефона. То и дело вынимала его из кармана: а вдруг я не почувствую, как он вибрирует? Я ждала хоть коротенькой эсэмэски, что-нибудь типа «Ты где? У тебя все в порядке?». Ждала, даже зная, что он напишет мне, только чтобы успокоить свою совесть, ведь он прекрасно понимает, что он, и только он виноват в том, что я чувствую себя полностью уничтоженной.
