— Игрушки, наверное. Куда он их вез?
— Не спросила.
— А если контрабанда, наркотики? Ты хорошо с ним знакома?
— Так. Знакома.
Ларисе стало весело.
— Знаешь, я иногда думаю, — сказала она. — Если бы мне вдруг предложили полностью поменять жизнь… смогла бы я… в моем возрасте…
Ане включила миксер, с таким видом будто рассчитывала на нем полетать.
— Поменять страну, профессию, семью, — продолжила Лариса, дождавшись тишины. — Думаю, если бы я все сменила, то дольше прожила. Это точно! Все равно что родиться еще один раз в том же теле! Ты думала когда-нибудь?
— Нет, по-моему, — покачала головой Ане. — Зачем?
— Я почувствовала в Нигулисте сегодня, что могу встретить Стаса в любой момент. И он любит меня. Вибрации любви, они ощущаются… время, пространство совершенно не важны… мне кажется.
Мысли о любви и о контрабанде напомнили Ларисе про Кармен. Она попыталась напеть из оперы, по-французски. Подпевая ей, в сумке зазвонил телефон, Лариса отключила аппарат.
— Давай выпьем вина. Сегодня вдруг представила, что бы мне мог сказать Стас, если я его встречу.
Ане поставила шарлотку в духовку, достала из холодильника начатую бутылку вина.
— Кто это?
— Я же тебе рассказываю, это человек, которого я любила в Москве, давно. И оставила, — терпеливо объяснила Лариса.
— Тот был, кажется, Станислав, это Слава будет по-русски.
— Станислав — это будет Стас, хоть по-русски хоть как. Целый час сегодня как ненормальная бегала, летала по городу, представляла наш разговор. Даже знаю окончание свидания.
— Так вы встретились или нет?
Ане аккуратно, повязав на бутылку салфетку, разлила вино по бокалам.
— Я же сказала, у меня было видение, что мы встретились. Но я воображаю, что случится если мы действительно встретимся.
— Зачем?
— Что «зачем»? О чем я должна думать — о счетах за коммунальные услуги, что ли? Тогда лучше сразу пойти и повеситься.
Лариса вышла на балкон: дул июньский ветер, колыхая зелень. Густое вино она пила медленно. Несбывшееся, оказывается, способно привнести почти те же эмоции, что и реальное. Стас сказал бы, что дети уже большие, и мы должны быть вместе. Но я не могу без своих детей, понимаешь ты это, Стас. Ты предлагаешь многое: путешествия по всему миру, интересную работу, непреходящую нежность. Предлагаешь дать что-то именно мне. Ты единственный умел заботиться обо мне, ухаживать. Странное возбуждение накатило, очень странное. Может ли оно означать, что Стас рядом? Или это мечты стареющей женщины, не менее наивные чем мечты подростка. Они даже более наивны, поскольку совсем несбыточны: у подростка в жизни еще все может случиться.
— Что с работой? — спросила Ане, вернувшись на кухню после телефонного разговора.
— Сейчас не хочу думать.
— Иди к нам, платят неплохо.
— Не могу же я мечтать о работе проводницей. Прости.
Лариса вздохнула и оглянулась на открытую дверь балкона, на небо, будто туда улетели ее фантазии.
— Я могла бы поездить несколько месяцев поездом «Москва — Таллинн», собрать материал о людях в дороге… как они раскрываются, перемещаясь из города в город, из одной страны в другую. Кажется, при перемещении меняется структура клеток. Потом написать книгу, да? Дорога в не знаю куда, из одного прошлого в другое. Ане, можешь рассказать о самых странных встречах в поезде, расскажешь?
Они выпили еще.
— Мне звонил он, с игрушками, — призналась Ане.
— Приедет за ними?
— Сказал, скоро увидимся.
— Но вы долго разговаривали.
— Я плохо его понимаю, странный.
— В смысле языка — или намерений?
— Намерений, именно. В нашем возрасте! — Ане рассмеялась.
Ларисе стало вдруг легко: показалось, что не такая уж затхлая и предсказуемая жизнь ожидает ее и Ане. Каждый день, каждую минуту, пока мы живы, может произойти что-то интересное. Появляются незнакомые люди с подарками, с новыми чувствами, возникает видение яркой, пусть давней, любви. Эти мысли взбодрили и одновременно принесли желание заснуть с радужными надеждами, укоренив их в себе.
— Можно я посплю у тебя, Анютка? — спросила Лариса.
— Пирог скоро будет готов.
— Потом. Я прилягу ненадолго, дома они заморочат мне голову и не дадут.
Ане накрыла подругу пледом. Лариса забылась, успев улыбнуться упакованным игрушкам — ей представилось, что это призы, для нее и для Ане.
Приснился Стас, вернее, она видела только его ноги в брюках от спортивного костюма. Обут он был в красивые туфли на высокой шпильке, возможно, даже красные. Лариса понимала, что такое сочетание неправильно, но Стас, как ей казалось, гулял в этой обуви с удовольствием. И Лариса ничего не могла поделать со стилистическим нарушением в его одежде, она страдала, была расстроена упрямством Стаса. Но снова и снова ей приходилось смотреть на его ноги в обвисших тренировочных штанах сине-серого цвета и ярких женских туфлях мужского размера.
* * *
— Не хочешь посоветоваться с мамой?
— Нет-нет-нет, — пропела Маруся, сидя на коленях у Яна. Она улыбалась и ритмично раскачивалась. — Знаешь прекрасно, мама никуда не пустит.
Томас был возмущен легкомыслием сестры, одновременно восхищаясь ее смелостью. «Интересно, это дар свыше или глупость? — рассуждал он, — Почему я не обладаю такой решимостью?» Он считал себя человеком мучительных сомнений, не действия, и завидовал легкости, с которой Руся решалась на прыжок.
— Деньги на билет? — спросил Томас.
— Взяла в долг. Постепенно буду присылать ему, — сказала Маруся, потеребила за нос и поцеловала Яна. — В любом случае, поступлю я с первого раза или нет, в Москве можно устроиться на работу.
— С какого боку тебе ее дадут?
— Там люди живут, обыкновенные люди, Томми.
Значит, она все продумала. Томас заметил, что Ян тоже смотрит на Марусю с робостью: так люди следят за спортсменом, готовым выполнить опасный трюк.
Томас был в Москве один раз, на каникулах ездили всем классом. Тогда он воспринял Москву как нагромождение многочисленных селений, в основном некрасивых. Они останавливались в общежитии в подмосковных Мытищах, до центра добирались два часа. Смотреть по сторонам, пока добирались — было неприятно.
— Мы с Яном просто собирали мои вещи, — запоздало объяснила Маруся возню и замешательство, возникшие с приходом брата.
— Мне-то что.
— Ян, как ты думаешь, у меня есть эстонский акцент?
— Эстонский, русский — только и слышу, — добродушно проворчал Ян, поглаживая ее по волосам.
