Присутствующие, в подавляющей массе гинекологи, расхохотались. Лазарь ушел, хлопнув дверью.
Могущественная родня приготовила молодому человеку теплое место. Лазарь работал в НИИ, на базе которого существовал мединститут, где Штильман получил диплом. Он считался перспективным сотрудником. И вдруг! Лазарь уволился, отправился служить в женскую консультацию. Ниже в советские годы врачу просто нельзя было упасть. В данных заведениях тогда сидели в основном тетушки, которых более никуда на работу не брали. Врачей-мужчин в консультации, куда нанялся Штильман, не было, оклад давали маленький, занятость была огромная.
Спустя полгода Мирона осторожно спросили в Мосгорздраве:
– У вас с сыном конфликт?
– Конечно, нет! Почему вы так решили? – удивился отец.
– Лазарь работает не в престижном роддоме, не в НИИ, – перечислил чиновник, – он кандидат наук, талантлив. И вдруг женская консультация! Нонсенс! Давайте переведем его куда получше.
Мирон Лазаревич махнул рукой.
– Сами с ним беседуйте!
Молодому врачу сделали заманчивое предложение, он отказался, остался в районном заведении, где его обожали все беременные.
В перестройку, как только стало возможно открыть собственное дело, Лазарь основал свою клинику, начал лечить женщин от бесплодия. Он не делал ЭКО, считал его ужасным изобретением, которое начисто убивает иммунитет и гормональный статус женщины. Лазарь опирался на свою вирусную теорию. И что интересно, его пациентки и впрямь рожали здоровых малышей.
Филипп показал пальцем на экран.
– Однажды Штильман дал интервью многотиражной газете. Нас может из него заинтересовать такой пассаж. Слушайте. «Говорят, вы способны сделать беременной любую женщину?» – «Не я. Мой метод. Да». – «В чем его суть? Можете объяснить? Только просто, чтобы читатели поняли». – «Попытаюсь. У одних женщин есть вирус. Такая невидимая вещь. У других нет. Если он присутствует, то при условии хорошего женского здоровья с зачатием проблем нет. Если он отсутствует – ничего не получается. Вирусы беременности очень разные, я пока насчитал более ста. Основная моя задача подобрать, какой из них пациентке подойдет». – «И как вы его находите?» – «Эта тема не для газетной статьи». – «А где вы берете нужные вирусы?» – «В своем хранилище». – «Ух ты! Вы их собираете?» – «Да».
Филипп взглянул на меня.
– Венедикт говорил, что у Лазаря Мироновича есть коллекция, – кивнула я, – только он вел речь о каких-то возбудителях болезни, вроде оспы.
– Дальше слушай, – велел Фил, – продолжение речи Штильмана: «Впрочем, иногда желанная беременность может наступить после тяжелого заболевания. Например, болезнь Каравани. Я считаю ее разновидностью шизофрении, у меня есть ее возбудитель. Но, естественно, инфицировать им женщину ради зачатия я не буду». – «А как вирусы попадают к вам в хранилище?» – «Объясняю пациенткам, которые имеют здоровых детей, что небольшое количество их крови может помочь бесплодной женщине забеременеть». – «Вам не отказывают?» – «По-всякому случается. Но многие готовы помочь».
– Интересно, – протянул Макс, – а у самого Штильмана дети есть? Или доктор холостяк.
– Был женат, – ответил Фил, – отцом никогда не был. Живет в одном поселке с Кирпичниковыми, там же, где и Семипалатин.
– Странное совпадение, – удивилась я.
– А вот и нет, – возразил компьютерщик. – Они все когда-то работали в одном НИИ, а институту выделили участки.
Я пошла к холодильнику.
– Сейчас, похоже, у бывших коллег натянутые отношения. Семипалатин, правда, говорил, что у него с Сергеем Леонидовичем не дружеские, но нормальные отношения. Да Лариса обмолвилась: «Мы с Кирпичниковым и Штильманом теперь вместе чай не пьем». Какая-то кошка там пробежала.
Я начала рассуждать вслух:
– Венедикт считает, что Афанасий мог погибнуть от болезни, которую вызвал вирус Каравани. Полной уверенности в правильности диагноза у него нет. Но вероятность того, что он прав, ученый оценил в семьдесят процентов. Высокая цифра. Семипалатин же сообщил: у Штильмана есть коллекция всяких вирусов. А из интервью понятно: возбудитель Каравани у гинеколога есть в наличии. Интересно, какие отношения связывают Лазаря и Сергея Леонидовича? Вдруг они враги?
– Штильман за что-то ненавидит Кирпичникова, поэтому гинеколог взял из своей коллекции пробирку с возбудителем опасной болезни и отравил Афанасия? – уточнил Макс.
– Вроде того, – кивнула я.
Костин, который до сих пор сидел молча, встрепенулся.
– И как Лазарь это проделал? Уж небось Афанасий знал о натянутых отношениях отца с соседями. Навряд ли он ходил к Штильману пить чай-кофе. И Лазарь, который когда-то учился вместе с Кирпичниковым и дружил с ним, мог быть в курсе, что Афанасий приемный ребенок Сергея. Чтобы сделать очень больно Кирпичникову, логичнее было бы отравить Петю, родного Сергею по крови.
– Гадаем на кофейной гуще, – вздохнула я, – хорошо бы найти того, кто знает, как развивались отношения Кирпичников – Штильман.
– В каждом коллективе непременно есть человек, который все про всех знает, – подсказал Марк.
– А вот и нет, – возразила я, – у нас такого нет.
Марк и Костин переглянулись, Володя оперся ладонями о стол.
– Лампудель! Наше бюро информации буфетчица Карелия Николаевна.
– Ошибаетесь, – возразила я, – Кара тихая, лишний раз слова не скажет.
Филипп стал двигать мышку по коврику.
– Ты жена хозяина, с тобой опасно языком молоть, ты сообщишь супругу про сплетницу, и Карелию выгонят.
– Выставить за ворота ценного кадра, который владеет информацией на любого члена агентства? Да никогда! Такого сотрудника нужно холить и лелеять, – возразил муж.
– Нашлась подходящая тетка, – произнес Филипп, глядя в монитор, – во времена оны председатель месткома НИИ, где все три интересующих нас лица служили. Лампудель, знаешь, чем местные комитеты занимались в советские годы?
Я начала загибать пальцы.
– Раздачей продуктовых заказов. Распределением путевок в дома отдыха. Разборкой скандалов. Женщины прибегали жаловаться на мужей, а те на жен, тещ, детей. В партком обращались, когда понимали: семье конец, хотели отомстить второй половине за свою испорченную жизнь.
– В НИИ, который после перестройки стал именоваться Центром психического здоровья, до сих пор служит Надежда Васильевна Чернова, – торжественно объявил Филипп, – я поинтересовался, есть ли у них там ветераны, те, кто еще при советской власти работал. Выпало три имени. Кирилл Евсеевич Маркин, доктор наук, Варвара Петровна Губкина, академик международной академии знаний о человеке…
– Есть такая? – поразилась я.
Макс махнул рукой.
– Да их сейчас тьма. Куда ни плюнь, везде академики. Ты тоже можешь им стать. Центр психического здоровья предлагает обучение, получение диплома и поступление в академию знаний о человеке. Вся цена вопроса триста тысяч. Занятия длятся шесть месяцев, звание академика на всю жизнь. Хочешь?
