Поэтому я решила временно больше себя не воспитывать, а думать, в чем пойти. В чем я похожа на ту девушку, которую полюбил Алёша? Или не надо мне быть на нее похожей? Я и так хороша. Только я этого не считаю…
Я так и не придумала никакой особой одежды, хотя в эти мысли пряталась все утро. Мариша возилась с кошкой и, в результате заперев ее в своей комнате, умчалась на две пары в университет. А я пересмотрела весь свой гардероб, большей частью сшитый мною самой, ничего не выбрала, стала искать у Мариши на ее двух полках. С удивлением обнаружила, что у нее как-то мало одежды… Она не просит ничего, а я и не покупаю. Когда я последний раз покупала Марише что-то новое? Или шила, кроме длинного платья на юбилей? Что я, как кошка – выкормила молоком и забыла, что это моя дочь?
Я все-таки нашла у Мариши непопулярную у нее бледно-розовую удлиненную свободную блузку, хорошо идущую к черным джинсам, в которых я обычно хожу на работу. Ну вот, компромисс. И нарядилась, и одета, как обычно.
На работе я почти совсем отвлеклась, потому что когда у тебя в группе больше десяти человек, а потом приходит вторая группа, младшая, в которой шестнадцать человек, и каждый за занятие задаст не менее пяти вопросов, думать о том, хорошо ли встречаться с другом юности, который за двадцать лет успел не только вырасти, но стать знаменитым и жениться, времени не остается. Поэтому когда я отвела к выходу в гардероб последнюю группу – дошколят, которых ведут ко мне после детского сада почти засыпающих, но приводят, чтобы они учились видеть и чувствовать красоту мира, я смирилась с тем, что я не могу решить, как мне быть. И пусть будет, как будет. Решение слабовольного человека.
Ровно в восемь мне позвонил Алёша и сказал:
– Я рядом с твоей работой, припарковался, стою во дворе.
– Ты заехал к нам во двор? – удивилась я. – Там же закрыты ворота.
– Я стою у входа, – улыбнулся в трубку Алёша. – Жду, когда ты выйдешь. Мне кажется, вижу тебя в окне. У тебя кабинет на втором этаже?
– Да…
– Машина на улице.
У меня стукнуло сердце. Так не бывает. Не возвращается то, что ушло. А если возвращается, то в каком-то другом виде… Нет, не буду рассуждать, философствовать. Не буду. Не могу и не хочу. И не потому что слабовольная, а потому что не знаю, как бывает… Никто точно не знает. Бывает у всех по-разному. Моя дочь, которая в детстве пририсовывала всем девочкам короны и показывала: «Это я, мам! Я буду принцессой! Давай, у меня будут только розовые и золотые платья?», чувствует себя красным комиссаром, отрицает богатство, нарочито просто одевается и, главное, искренне верит в возможность какой-то другой жизни, в которую не верю я, к примеру. Илья, который любил меня, как жизнь, и не мог без меня дышать (Ведь было же это! Все уже забыли, но было же!), отрастил живот и живет параллельной жизнью, преспокойно дыша другим воздухом и любя другую.
– У вас расстегнулся сапог! – сказал мне охранник. – До свиданья!
Я глянула вниз и ахнула. Молния разошлась. Сапоги не старые… И как я теперь пойду на свидание? Я остановилась. Надо вернуться и хотя бы зашить сапог. Я быстро поднялась наверх, нашла большую иглу, зашила молнию так, что было почти не видно. Алёша терпеливо ждал, даже не звонил.
Когда я спустилась вниз, ровно на том же месте, на выходе, у стола охраны, раздался звонок, и на телефоне появилось лицо Мариши. Она почему-то нажала кнопку видеозвонка, я подумала, что случайно.
– Мам…
То ли она неправильно держала телефон, то ли у нее что-то случилось с лицом… Или не с лицом, но она так кривилась… или улыбалась… или… не пойму что…
– Мариша, что такое?
Я остановилась у наших двойных дверей, пытаясь увидеть Алёшу, который стоял где-то снаружи. Или уже не стоял. Я ведь очень долго выхожу.
– Мам… Тут не пойму что… Рядом с Розочкой… с кошкой, которую мы утром принесли… что-то такое… Она, кажется, мышь поймала… Или что-то такое…
– Покажи мне… какая мышь? Откуда у нас мыши?
Мариша, не отключаясь, перевела на кошку камеру телефона.
– Видишь… Ужас какой-то… голая мышь… И кровь еще… И еще что-то…
– Так это же… – ахнула я, – это же котенок… А вот второй… Комочек мокрый черный видишь? А кровь – это последыш…
На моих глазах кошка деловито съела кровавый последыш и стала вылизывать себя и двоих… нет, троих котят.
– Мам… Ой… А я думала… А что мне с ними делать? Мыть их?
– Ага, и взвешивать.
– На чем?
– Мариша, не сходи с ума. Это же кошка. Вытри пол, постели ей старое полотенце, дай воды или молока. Но она, скорее всего, сейчас есть ничего не будет.
– Мам, а ты не можешь прийти? А то она как-то жалобно мяучет… Слышишь? И дрожит…
– Хорошо.
Я уже увидела Алёшу. Он стоял чуть поодаль у входа, в профиль ко мне. И было видно, что это человек совсем из другой жизни. Случайно сюда пришел и сейчас уйдет.
– Привет, – сказала я, потому что мне пришлось к нему выйти. Был бы другой выход из нашего Дома творчества, я бы вышла в него, чтобы больше никогда не видеть Алёшу.
– Привет… – Он улыбнулся мне так, что я не смогла не улыбнуться в ответ.
– Я не могу никуда пойти, – сразу перерезала я себе все пути к отступлению.
– Я знаю, – кивнул Алёша.
– Откуда ты знаешь?
Он пожал плечами.
– Иначе ты была бы не ты.
– Нет, правда, не обижайся… Я… в общем, у меня дочь…
– Что-то случилось? – Он так это спросил, так доброжелательно, так искренне…
– Алёша… – Я осторожно дотронулась до рукава его пальто. Рукав был мягкий и очень приятный на ощупь. – Дочка утром принесла с бульвара кошку. А сейчас она родила неожиданно котят. И Мариша не знает, что делать. У нас никогда ни кошки, ни котят не было. Мне надо ей помочь. Потому что я и так плохая мать. – Последнее я добавила уже зря, зачем Алёше это знать?
Алёша, улыбаясь, как будто я говорю что-то прекрасное и приятное лично для него, поправил меховой воротник моего зимнего пальто.
– Ты очень красивая. И хорошая. Ты такая же, как была.
Мне стало неловко. Мимо нас проходили родители, бабушки, няни, выводя детей из Дома творчества, кто-то говорил мне: «До свидания!», а навстречу спешили взрослые на вечерние занятия. И тоже, разумеется, были знакомые – одна деревня. Кто-то здоровался, кто-то оглядывался с любопытством…
Я чуть отступила в сторону, Алёша не так понял мое движение.
– Подожди, пожалуйста. Почему ты вчера ушла? Что-то тебя обидело?
Хорошо, что он ничего не спрашивает о Михаиле, хотя тот усиленно делал вид, что мы – пара.
– Нет, просто… Мне надо было домой.
– Хорошо. Я тебя отвезу сейчас к дочке и к кошке. Дочку как зовут?
