– Сам разогнал?
– Не-а. Разбежались. Не выдержали моего хорошего характера. Женщинам же нужна борьба, слезы, страдания. А со мной – сказка. Не заметила разве? Я, кстати, еще и готовлю отлично. Борщ любишь? Я – мастер. Тринадцать разных рецептов знаю, и все просто пальчики оближешь, как у меня получаются. Пробовала когда-нибудь борщ с грибами и тыквой?
Я ничего не ответила. Мне пришло сообщение от Алёши (он успел взять в машине мой номер, а не успел бы, нашел бы меня в социальных сетях, теперь все это несложно): «Не пропадай больше, прошу тебя». Романтично, конечно, но… Зачем мне все это? Чтобы не плакать больше от одиночества? А лучше плакать от осознания, что счастье близко, но невозможно?
– Дочка пишет? – тут же поинтересовался Михаил.
– Ага.
– Так что, ко мне?
– Нет. Если можно, у метро меня высади.
– А на море?
– На какое море, Михаил?
– Миша. Меня зовут Миша. Ведь какое мягкое, теплое имя, правда? Я же Мишенька, Мишаня… Люблю ласку… иногда люблю… а иногда нет… А ты? Что любишь? Поговорим на интересные нам обоим темы? – Михаил осклабился, нижняя челюсть его опустилась низко-низко…
На кого он сейчас похож? На фавна… Фавн, он же Пан… Есть такая известная скульптура, кажется Праксителя…
– У меня есть кот, – продолжил как ни в чем не бывало Михаил. – Совершенно потрясающий зверь. Впрочем, как и я. Как ты относишься к котам? К большим и шустрым, а?
Надо же. Взрослому, успешному человеку нужна такая игра. От чего? От скуки? Вряд ли у него скучная жизнь. Может быть, он всю жизнь так живет?
– Ты был женат?
– Не помню, – засмеялся Михаил. – Может, был, а может, и не был. А что? Ты хочешь за меня замуж? Прямо сейчас? Ты меня смущаешь… и очень волнуешь…
Я отвернулась и стала смотреть в темное окно, в котором не было ничего видно. Похоже на мою жизнь. Что-то там движется, что-то остается позади, что-то светится впереди. А ничего толком не поймешь и не увидишь. Проносится год за годом, год за годом, что-то меняется, что-то уже не найти – осталось там, куда дороги нет…
– Тонкая… м-м-м… какая тонкая… Мне такая нужна. Вот сяду я у моря через три дня, буду смотреть на него, пить хорошее вино, думать о вечности, поверну голову – а со мной рядом женщина… Тонкая, трепетная… холодноватая… Но в этом даже прелесть…
Я взглянула на него.
– О тебе говорю. Такая мне сейчас нужна женщина.
– Сейчас? – усмехнулась я. – А потом?
– Потом – не знаю. Не знаю, что будет потом. Может быть, ничего. Ты не боишься третьей мировой войны?
– Я не думаю об этом.
– А я думаю. Вот не будет завтра ничего, представь. А ты отказалась со мной поехать.
Я промолчала, и Михаил неожиданно замолчал тоже. За окном замелькали высокие дома. Но я не узнавала место, где мы ехали.
– Адрес скажешь? Куда везти? – довольно прохладно спросил меня Михаил. Наверное, ему надоела придуманная им самим на сегодняшний вечер игра. Или я неправильно в нее играла.
– Мне подойдет любое метро, – ответила я, думая, почему же так долго не пишет Мариша.
Смирилась с приставаниями Илюшиных пьяненьких товарищей? Сама выпила – имеет, в принципе, право, – и ей все показалось не таким уж противным? Смеется, слушает скабрезные анекдоты и неприличные предложения? Я остановила саму себя. Хуже нет, думать о том, чем сейчас увлечены твои взрослые дети. Рубеж – да, есть, и всегда был искусственный рубеж, человечество так себе придумало. У нас сейчас восемнадцать лет. Когда-то было двенадцать, четырнадцать лет… Мы и так слишком долго растим своих питомцев… Вон кошка родила и через год уже не знает, что это ее дети. Равнодушно проходит мимо. Хорошо, если не имеет общего потомства… А у нас все сложно. Когда-то нам это объяснили – те, кто уже для себя это открыл, что не надо спариваться с родственниками, и потомство будет больное, и вообще – есть невидимые ограничения, называются моралью…
Любовь заставляет родителя всю жизнь заботиться о своем ребенке. А вот имеет ли право хороший, любящий родитель вмешиваться? Такой, как я, отдающий всего себя… А причем тут – отдающий, не отдающий… Отдавала, потому что самой так было удобно и приятно жить – ведь и так тоже можно сказать. А теперь – отдавай не отдавай – она живет по своим законам. И лезть к ней не нужно. По мне так – и не ходить на этот юбилей не надо было. Но Мариша решила пойти, чтобы не обижать папу. Лезть к ней глубоко в душу и искать там с фонарем искреннюю любовь к отцу или, наоборот, расчет, я не буду. Не имею никакого права. Волноваться – имею право.
– С норовом, – прокомментировал Михаил. – А так и не скажешь.
– А что скажешь? Овца? – посмотрела я на сегодняшнего неожиданного спутника.
Хорошо одет. Хорошая машина, кажется, очень хорошая. А я слышала, что преподаватели в вузах чуть ли не в разы меньше получают, чем мы, педагоги дополнительного образования…
Я так поздно это все заметила… Потому что мне это неважно. Оттого, что у него такая хорошая машина, он сам симпатичнее не становится. Сейчас не было видно его веселых голубых глаз, и он казался совсем неприятным. Ведь мне сначала понравились его глаза. Двести раз я учила Маришу – смотри в глаза, все поймешь. Что поняла я из глаз Михаила? Да ровным счетом ничего. Что они красивые. И еще что-то. Что я ему нравлюсь.
– Немцы в войну часто овец не забирали у наших крестьян. Свиней и коров брали, а овец – нет. Думали, что это русские собаки, – неожиданно проговорил Михаил.
– К чему это?
– Просто. Ты спросила, похожа ли ты на овцу. Да, похожа. На овечку, которая похожа на собаку, которая может укусить, в случае чего. Русская народная овечка такая… белая, пушистая, с острыми зубками…
Я пожала плечами. Я бы могла поиграть и дальше в эту странную игру, да, наверное, могла бы. Если бы я сегодня не встретила Алёшу. Но ведь это произошло одномоментно? Почему? Случайно? Я этого никогда не узнаю. Так вышло, так совпало, или так было нужно.
– Еще раз предлагаю отвезти до дома, – сказал Михаил.
Я нашла в телефоне свое местоположение. Чёрти где я сейчас.
– Отвези, – коротко ответила я.
Если я белая кудрявая овца, с зубами, пусть везет. Не я игру начинала. В случае чего – укушу. Пусть лучше этот человек, который мне совсем не нравится, отвезет меня до дома, чем я бы сидела сейчас у Алёши, смотрела на него и думала, зачем ему Вика. Ведь он когда-то любил меня, и никакой Вики не было. Думала бы и сама ужасалась своим мыслям.
Алёша позвонил мне на следующий день, точнее, сразу на следующее утро. Всю ночь я спала плохо, мне снился Илья, ужасный, пьяный, грубый, который смеялся надо мной и просил меня помыть пол в его бассейне. Я отказывалась, уходила и никак не могла выйти из огромного помещения, в котором было всё, кроме двери на улицу. Я ходила по лестницам, переходам, ездила на каких-то странных лифтах, которые ехали не вверх и вниз, а как-то криво, вбок, и то и дело попадала в одно и то же помещение, больше всего напоминающее общественный туалет. Дверки в кабинки были закрыты, поэтому я не была уверена, что это именно туалет, но пробегала как можно быстрее, боясь, что сейчас выйдет кто-то, кто заставит меня мыть еще и туалет. И я точно знала, что где-то здесь Илюшин бассейн. Я не могу сказать ему «нет», ведь он заботится о Марише, ей очень трудно будет выживать без его помощи, но я не хочу мыть его бассейн… тем более общественный туалет… Зачем он меня об этом просит?.. Как он может?..
